Замуж с осложнениями. Трилогия
Шрифт:
— Хм. У меня ближайшие планы — это долететь до Гарнета и произвести ревизию экипажа.
— Нет, а… на личном фронте? — Вижу полное непонимание. — Я хочу сказать, ведь есть вещи, которые положено или не положено делать женатым людям. И я сильно подозреваю, что они у нас разные…
— Лиза, делайте что хотите, я не вправе вас ограничивать, — отмахивается от меня в священном ужасе.
М-да, чувствую, тут предстоит большая педагогическая работа…
— Ладно, пока предлагаю отвести одну из кают мне под кабинет, чтобы я могла нормально разложить свои причиндалы и
Он вдумчиво кивает, делая заметки в уме. Потом вдруг смотрит на меня с сомнением:
— Лиза, а вы уверены, что по-прежнему хотите работать? То есть у вас ведь нет такой необходимости, я способен вас содержать…
— Еще чего! — возмущаюсь я. Содержать он меня собрался! — Я замуж вышла, чтобы работу получить, а не наоборот! Даже не думай. Будешь платить, как в контракте, и точка.
Он несколько секунд переваривает мою реакцию с неуверенной улыбкой.
— Ну хорошо, — наконец произносит медленно. — Но вы позволите хотя бы иногда дарить вам подарки?
Теперь уже я поднимаю брови и пожимаю плечами.
— Ну конечно, если тебе хочется.
Капитан вздыхает с облегчением. Ой, чует мое сердце, что-то тут не так.
Глава 11
Мы с Азаматом еще некоторое время говорим ни о чем — у нас это вообще хорошо получается, — а потом у меня начинает совершенно неприлично урчать в голодном животе.
— Вы можете снять хом, — говорит Азамат, вставая.
Очевидно, он имеет в виду эту тяжеленную блямбу на цепочке. Да уж, я очень надеюсь, что ее не придется таскать на себе все время. Сдерживая неучтивую поспешность, снимаю с себя железяку и вешаю на спинку кровати. Она поблескивает серебристенько. Азамат, впрочем, остается в своей, так что я чувствую себя немного неловко.
— Она очень тяжелая, — говорю, извиняясь. — Зачем они такие огромные?
— Чтобы издалека было видно. Но их редко надевают. Вам, наверное, вообще не придется. Это только для больших официальных собраний.
— Да? Это хорошо, а то как-то глупо получилось бы, если бы их нужно было носить все время, а мне так тяжело…
Азамат смеется и, стащив свой хом, наматывает его на руку. Мы двигаемся на выход.
— Ну что вы, зачем все время? Они ведь платиновые, действительно тяжело.
Вытаращиваю глаза: это вот эта вот огромная хреновина — вся из платины?!
— Да они же должны стоить целое состояние!
— Везде, кроме Муданга, — довольно говорит Азамат, придерживая мне дверь. — У нас очень много платины в недрах планеты. — Потом его гордость за родину несколько убывает: — Потому джингоши нас и завоевали. Все изрыли…
Дальше следует, видимо, эпитет к джингошам по-муданжски, но, увы, я не разбираю. А хорошо бы выучить пару ласковых словечек от боевого командира. Мы некоторое время молча движемся в сторону столовой, потом Азамат снова заговаривает:
— Только, Лиза, я вас умоляю, не бейте больше никого по лицу. Среди своих это совершенно
Ох, как же это я не сообразила… Хорошенькое начало на новой работе! Надо будет хоть Алтонгирела обмазать, чтобы следов не осталось от моих хороших манер.
— Сейчас, погоди! — бросаю через плечо Азамату и бегом возвращаюсь в каюту за кремом от ушибов.
Азамат честно дожидается меня, один в кухню не идет. Я присоединяюсь к нему, триумфально помахивая тюбиком.
— Постараюсь исправить дело рук своих, — говорю. — Он, конечно, сволочь, но я понимаю, что была неправа.
— Я бы еще понял, — задумчиво произносит Азамат, — если бы вы ему раньше, за ругательство влепили. А тут даже и повода-то не было.
— Ну да, конечно! — вскипаю так быстро, что, видимо, мне только казалось, что я остыла. — Тебя поносить ему можно!
— Он не сказал про меня ничего ужасного, — пожимает плечами капитан. — То, что я урод, это факт. И обижаться на него бессмысленно.
Драматично закрываю глаза ладонью.
— Я по-другому воспитана, — говорю высокомерно. — И считаю, что это оскорбление. И Алтонгирелу придется в дальнейшем учитывать мое мнение.
Последнюю фразу никакими угрозами не сдабриваю, но Азамат косится на меня с опаской. Видно, память о снотворном еще очень жива.
В кухне Алтонгирел сидит ко входу спиной и только поэтому не удирает при моем появлении. Мрачно ссутулившись, прижимает к голове кусок льда. Сурово треснулся, видать. Или хочет подчеркнуть, какая я зараза, тоже вариант. Подкрадываюсь тихонечко с уже выдавленным на пальцы кремом и принимаюсь втирать, придерживая за темечко, чтобы не удрал. Он напряженно замирает, но тут мне помогает Азамат:
— Не дергайся, все под контролем, — весело говорит он по-муданжски.
Алтонгирел рычит что-то сквозь зубы в ответ, капитан смеется и занимает свое место во главе стола.
У Алтонгирела за ухом только небольшая шишка. Ничего, сейчас быстро рассосется. Заглядываю ему в лицо справа — ну конечно, щека вся красная. Ну так и у меня рука до сих пор гудит. Держу пари, этот румянец злит его гораздо больше, чем все болевые ощущения вместе взятые.
— Да не отворачивайся ты, — бормочу, стараясь не попасть ему кремом в глаз. — Сейчас все пройдет.
— Лучше бы извинилась, — ворчит пациент.
— Извиняюсь, — охотно соглашаюсь. — Я должна была сообразить не бить по лицу. В следующий раз получишь под дых.
На этом он окончательно отшатывается, но я уже все сделала и могу с чистой совестью идти мыть руки. Алтонгирел смотрит на меня оскорбленно, как будто это я от него отмываться иду. Кстати, может, так и подумал.
После гигиенической процедуры решительно усаживаюсь на место Эцагана. Его теперь все равно из каюты не выпускают, а я имею право сидеть рядом с мужем, а не ютиться где-то в середине стола. Вообще если уж они меня считают такой раскрасавицей, то могли бы и предложить пересесть поближе к капитану. Хотя я уже не первый раз замечаю, что с предложением сидячего места у них какой-то суровый напряг.