Замуж за бывшего

Попова Любовь

— Чего ждете? Я сказал вперед.

Парни тут же повернулись ко мне. Окружили плотным кольцом.

Их лица ничего не выражали, я умоляла взглядом пощадить и качала головой.

— Не надо, — прошептали мои губы, потому что мне оставалось только выть и плакать.

Двое парней сделали резкий рывок и вот я уже прибитая к кровати, а руки по сторонам.

Блондин дергал за полы халата и стаскивал джинсы. Я изворачивалась как уж, но он только натужно пыхтел, механически выполняя приказ Юры.

Сам

он смотрел только мне в лицо, почти не моргая, и сколько бы я не посылала ему молчаливые призывы одуматься. Игнорировал все.

Прохлада дунула по голым ногам, один из парней сжал грудь. Я надеялась, что у парней не встанет на взрослую тетку.

И снова ошибка.

Блондин оголил твердый член, стоявший колом и стал вклиниваться между моих ног.

Господи, Юра! Неужели ты так и будешь смотреть?!

Неужели тебе приятно, что на твоих глазах меня будут пользовать другие! Юра! Прошу!

Хочешь наказать, накажи сам! Сам! Как угодно! Побей, но не отдавай другим!

Боже, я же люблю тебя! А ты остался все такой же низкопробной мразью!

Блондин, пыхтя, начал на меня взбираться, но я неистово извиваясь, чувствуя как болит тело от клешней-рук парней, все-таки смогла ударить острой коленкой его длинный тонкий член, так что он охнул от боли и согнулся пополам.

Словно озверев, он взвыл и дал мне оплеуху.

Глава 39

Вскрик вывел из транса. Что я творю?

Резкое движение и Антон слетает с Лисски.

Я стоял и смотрел на это пиз**ец, что сам в принципе устроил. Хотелось дать себе по мозгам, чтобы уже совсем на место встали.

Парни сразу отпустили Лисску и бросились к Антону. Ну приехали. Он походу руку сломал.

Я посмотрел на съежившуюся в углу рыжую и в первые за много лет ощутил это ноющее… дебильное чувство вины.

Просто реально выбесила.

— Да, хватит ныть! — мазнул я взглядом по парням и сделал шаг к рыжей. — В медпункт его, пока весь приют не перебудил своими воплями.

Серьезно. Антон хоть и подминает всех под себя. Трус еще тот, хотя за его бравадами этого и не разглядеть. Отец по пьяне мать убил. Теперь в тюрьме. Жизнь, что называется удаться.

Парни вышли. Нас окружила неприятная вязкая тишина. Я наверное что-то должен сделать, как то… Блять… ну… загладить свою вину. Сел на кровать. Скрип и она прогнулась под моим весом.

— Рыжая.

— Уйди, — всхлипнула она, отвернувшись к стене.

— Это… — Ну не извиняться же. — Это был урок.

— Урок?! — развернулась рыжая, взметнув растрепанными волосами и стала меня бить кулаками по груди, лицо я прикрыл. — Учи рабов своих! Ты не имел права, так меня пугать! Никогда ко мне не прикасайся, понял! Я ненавижу тебя!

— Ну, уж дудки, — поймал я ее руку стальной хваткой.

Кричи сколько угодно, но я уже понял, как действую на тебя. — Воюя со мной, убегая, ты делаешь хуже себе. Тебе ли не знать, как я зверею от борьбы и не подчинения.

— И что?! — прошипела она, не хуже змеи. — Я должна понять, простить и раздвинуть ноги, чтобы пожалеть бедного сиротку?

Глава 13.1

Она так близко. В глазах огонь. Сиськи ходуном, то вверх, то вниз. И мой взгляд невольно захватывает в плен ее соски. Здесь не прохладно, но они острые, как пики и смотрят прямо на меня.

Дерзкие, вздернутые, темные. Даже странно, я помнил их, как розовые, даже несколько бледные.

Она еще раз дернула рукой, но взвыла от боли. Я держал крепко и мы оба понимали мои намерения.

Надо было думать, когда голая, произносила «раздвинуть ноги». Член на это сразу напомнил о себе и голоде, который с каждым трахом рыжей становился все сильнее.

— Мне не нужно ничье понимание или прощение, тем более жалость. — Резкий тон и в груди отчаянно колотится возбужденное сердце. — А вот насчет третьего можно подумать.

— Не смей, не здесь!

Тяну ее на себя, она упирается рукой мне в грудь, этим только распаляя.

Ни время, ни место, но крыша уже едет.

Ее запах нежный медовый, женский он давно уже в мозгу как яд, и вытравить его невозможно. Но если умирать, то брать с собой и ее.

— Ну что, Лиска, — шепчу прикусив губу, а рукой поглаживая поясницу, постоянно спускаясь к мягким булочкам. — Чувствуешь ностальгическое возбуждение?

— Ни капли, ты мне противен, — гневное сопение, а я не смог сдержать усмешки.

Опять ложь.

Я сунул руку ей между ног. Там было совершенно сухо. Даже так?

— Ничего, — усмехнулся я. Это поправимо. — Я всегда знал, как завести твою конопатую задницу, чтобы сама умоляла тебе вставить.

— Юра, я устала.

Мои руки обхватили ее плечи. Я стал осыпать ее тело поцелуями: шея, грудь. Укусил губу.

— Тебе ничего делать и не придется, положись на меня. — Чем не извинение?

Она повозмущалась, пыталась оттолкнуть, но я только видел губы. Так близко. Еще немного.

Да!

Коснулся губ пальцами и засунул один в рот, пока вторая рука трепетно сжимала грудь.

Она вдруг замолчала, перестала вырываться и изумленно на меня взглянула.

Да, рыжуля, я могу быть нежным. Редко, но могу.

— Юра, ну не здесь же, — шепот мне в губы, но я уже потерялся в омуте этих глаз.

— Где угодно.

Я языком прочертил дорожку по ее верхней губе, переместившись на нижнюю, втянул в рот, прикусил.

Руки, так рьяно меня отталкивающие, в миг превратились в ласковые лапки кошечки. Ноготки спрятаны, а тело вибрирует, как будто мурча.