Заначка Пандоры
Шрифт:
— Мистер Ковальский, — Большой П., как всегда, произносил фразы медленно и тихо, — вы сформируете новую группу. Самолет через два часа. У вас есть время. И вот еще что. Думаю, это может иметь некоторое значение. Физики провели анализ возмущений. Естественно, по методике второго отдела. При прочих равных, следовало бы вас поздравить…
— Каков процент наложения? — Ковальский пытался говорить спокойно.
— Девяносто четыре. И география сомнений не вызывает, Это Юкатан, — Большой П. устало улыбнулся. — Можете взять всех свободных оперативников, Как хотите, но добейтесь контакта, добровольного контакта. Кроме того, если произошла какая-то непредвиденная…
3
Еще две недели назад я контролировал ситуацию. Наша группа достаточно успешно завершила дела во Франции. Мы отыскали тех двоих кадров, которые хотели завербоваться в Легион. Нельзя сказать, что они нам обрадовались, они вообще не стремились возвращаться в Россию. Более того, оба были крайне удивлены, что их сумели опознать, несмотря на новую внешность и новые документы. Пришлось объяснить ребятам, что родина-мать не забывает, когда кто-то из ее детишек играется с военными секретами. Застрелили бы парочку гражданских лиц — еще куда ни шло. На то и конторы, типа Легиона, чтобы отмазывать подобного рода уголовников.
Совсем другое дело, когда люди принимают присягу. Они получают хорошие деньги, живут за границей, в их обязанности входит пресекать утечку нашей военной техники через бывшие братские республики. Но внезапно ребятам приходит в голову, что можно заработать гораздо больше, как раз способствуя утечке этой самой техники. Один из наших подопечных возвращаться не хотел ни в какую. Лежит теперь где-то на дне моря. Второго мы упаковали и переправили в целости. Так что, завершив работу, я был уверен, что получу маленький отпуск. Тем более, что до Франции, мы с ребятами почти месяц проторчали в поганом болоте на пакистанской границе. Но, вместо отпуска, Пеликан выдернул меня чуть севернее, в страну пива и сосисок.
И всё оттого, что тамошние ребятишки знали друг друга, словно братья родные. Им позарез понадобился кто-то новенький, чтоб рожа не отсвечивала, вдобавок тихий и скромный. «Ладно, — сказал я, — надо, значит, надо». Я контролировал ситуацию и, пожалуй, был счастлив, поскольку прошлое знало свое место и не путалось с настоящим. Впереди меня ждала масса любопытного, главное — вжиться в очередную роль.
Впрочем, следует честно признать, что новая роль меня не слишком вдохновила. Проще сказать, я слегка растерялся. Потому что не так-то просто делать ходы, не представляя, кто против тебя, а главное — зачем ты вообще играешь.
Поезд влетел в стеклянные объятия вокзала, солнце поцеловало меня в глаза, легкие раздуло слоеным ароматом кофе, шкворчащих колбасок и сдобы, присыпанной маком… Я не был в этом городе давно; город забыл меня, а я его. Можно считать, что мы встретились с ним впервые.
Я заглянул в пачку. Две с половиной сигареты. И полная пачка в рюкзаке. Если грамотно растянуть, должно хватить дня на три. Утром пришла идея покурить «Кэптен Блек». Посетил в центре штук семь табачных лавок, так и не встретил. Местные, видать, и не подозревают о существовании такой марки. Может, это очередной российский самопальный сорт?
Заказал под зонтиком пива. Большую денежку
Вид напротив открылся восхитительный. Групповая скульптура под каменной чашей фонтана, полыхающий закат в зеркале воды, кричащая палитра солнечных зонтов над столиками, облепленными народом. Из-под соседнего зонтика мне улыбнулись. Черт, я должен был улыбнуться первым. Впрочем, эмансипация, куда деваться! Ничего такая барышня. Черненькая. Бледная только очень.
— Хелло, — сказал я.
— Хай, — сказала она. Всё ясно, наши люди.
— У тебя не занято?
— Перебирайся.
— Я из Питера, — отчитался я. — А ты тут постоянно живешь?
Кивнула.
— Тоже неплохо.
Мы помолчали. На кирхе нарастающим перезвоном воскресли колокола. Сотни праздных туристов, сидящих на ступенях храма, задрали головы. Стайки солнечных зайчиков порхнули по стеклам их черных очков. В лодыжку ткнулся мокрым носом чей-то шпиц. Доброжелательные у буржуев собаки, все до единой. Хохочущая барменша ссыпала из мешка картошку в кипящий фритюр.
Пышные шапки пены тряслись в запотевших бокалах. Я поскреб в кармане. На пиво хватало, но девушка покачала головой и показала мне ополовиненную бутылочку газировки.
— Ты что тут делаешь? — спросил я.
— На людей смотрю.
Я одобрил. Настоящий Вавилон. Мимо беспрерывно двигались разноцветные рубахи, футболки, майки. Голов отсюда не видно, зонтик мешает. Одни туловища. Гремящий парад летней безвкусицы, центровая тусовка. Я сказал, что негров много. Во Франции — там понятно, а здесь не ожидал. Она поправила, что нельзя говорить «негры», и спросила, как мне Франция. Покивала. Я спросил в ответ, где ей больше всего нравится. Клеилась беседа двух бывалых бродяг. Она отпила из бутылочки и посмотрела мне прямо в глаза. Удивительные глаза, зовущие, и ресницы махровые. Похоже, не стоило пиво на голодное пузо брать. Что-то я не о том думаю. Она ответила, что там, где ей больше всего нравится, еще не была, но обязательно будет. Я открыл рот, но тут нас отвлекли.
Плосколицый мужик, в ярко-красном пончо, пристроил на бордюре усилитель, подключил гитару. Деловито настроил гитару. Неплохо заиграл, что-то испанское по-моему, я не особо разбираюсь. Напротив начали останавливаться, образовался круг. Ей со своего кресла было не видно, я подвинул столик вместе с зонтом, освобождая место. Теперь мы сидели почти рядом, плечом к плечу. От нее слабо пахло розой. Гитарист наяривал всё неистовее, зрители в передних рядах принялись притопывать. Девочка лет пяти кружилась в такт музыке, задрав розовое платьишко. Парочка фиолетовых панков — железо в губах и в носах — загородили обзор. Нам пришлось опять двигаться.
Я обратил внимание, как она слушает. Даже про пиво забыл. Она сидела, вся подавшись вперед, уронив узкий подбородок на сплетенные руки. Резкая граница тени от зонта проходила как раз поперек ее тонкой незагорелой шеи. Там, где солнце жадно набрасывалось на кожу, колосился, чуть заметно, нежный светлый пушок, поднимался вдоль высокой скулы, в тень, до уха, с экзотической сережкой в виде раковины. Одета моя визави была, что называется, шарман. Неброско, но грамотно. На фоне местного цветосмешения — просто молодец. Джинсы трепаные, но в цене и сидят, как надо. Тапки дорогие, с прозрачными каблуками.