Заначка Пандоры
Шрифт:
И то, что внутри джинсов, замечательно выглядит. Особенно, когда вот так, вперед подавшись.
Становилось всё интереснее. В девочке не было ни капли нервозности. Такое впечатление, будто она не принимает ни малейшего участия в игре. Хотя игра уже идет, как минимум, три дня.
Я нащупал в кармане билет на самолет. Никакого смысла пока во всём этом не просматривалось. Абсолютно. Слишком мало исходных данных. Чужой город, чужая страна, чужая женщина со своими планами на жизнь. Но первый шажок был сделан.
Она заворожённо впитывала музыку, не замечая, как я на нее пялюсь. Я вряд ли
Я оборачивался невзначай, раз, другой, третий, но позади ничего любопытного не заметил. Люди либо болтали между собой, либо пялились на музыканта.
Пожилая пара, за столиком слева, допила свой «берлинер киндл» и отчалила. Художник у фонтана закончил рисовать белобрысую девицу в шортах; она свернула портрет трубочкой и тоже ушла.
…Потом мы с новой моей знакомой фланировали по этой их, буржуйской, центральной улице (называется Кудамм) и заворачивали во всяческие заведения. Я выудил из-под обложки паспорта последнюю купюру, моля Бога, чтобы Пеликан не забыл прислать мне денег. Позади было спокойно, никого я пока не приметил. И наших в том числе. Прикрытия мне никто не обещал, потому что никто не ожидал опасности. Девушка объяснила, что по-немецки шататься по питейным местам называется «буммельн», и мы, наконец, познакомились.
Ее звали Инна. Как раз сейчас разводилась с мужем, но обсуждать это не хотела. Так получалось, что она, маленькая, юркая, шла всё время чуть впереди, задавая темп и направление движения, а я как будто тянулся за ней хвостиком. Инна толкала двери, заходила, куда ей нравилось, придирчиво изучала меню, не поворачиваясь проверить, здесь ли я вообще, а я покорно брел следом. Непривычно, но не обидно, а даже как-то посемейному. Я поглядывал по сторонам, но скорее по инерции, в окружающей толчее это было просто бесполезной тратой сил.
Мы пропустили по пиву. Затем выяснилось, что нас привлекает хорошее испанское вино. Она долго втолковывала официанту, какого года «Гранд резерв» ее интересует, а я глядел на нее, и вид, несомненно, имел самый дурацкий. То есть вел себя как надо. Принесли пригубить, но Инне не пришлось по вкусу, и мы гордо прошествовали в следующий бар. Там ее не устроила обстановка. Меня обстановка устраивала: заведение имело второй выход на соседнюю улочку. Я купил Инне мороженое и, пока она сражалась с упаковкой, ждал следующих посетителей. Следующие посетители так и не вошли. Я сказал себе, что достаточно достоверно играю роль помешанного, раз вместо того чтобы срочно бежать искать ночлег, который час делаю этот самый «буммельн» в компании взбалмошной, практически незнакомой девицы.
Наконец, мы застряли в итальянском ресторанчике. Мы говорили. Проще вспомнить, о чем мы не говорили в тот первый вечер… Инка рассказала, что профессионально занималась на родине джазом и намерена это дело продолжать. И не просто намерена продолжать, а не мыслит без этого
Инна спросила меня, как долго я пробуду в Берлине, и я соврал, что не знаю, что времени у меня полно. Она поинтересовалась, где я остановился. В этот момент принесли счет и выяснилось, что у меня кончились деньги. Я пробубнил невнятно про друга, отставшего на просторах Голландии. Инна заявила, что деньги — это ерунда, и теперь ее очередь угощать, а переночевать можно пару дней у нее.
Вот так. Всё просто. Или, напротив, сложнее, чем я ожидал.
Кроме нас в зале гуляло лишь развеселое семейство с двумя прожорливыми детьми. Еще человек семь ужинали снаружи, под навесом. Все они уже были здесь, когда мы пришли.
— Спасибо тебе, — вдруг прошептала она, глядя сквозь пурпурное вино на заходящее солнце.
— За что? Я ничего не сделал! — В углу, прямо над нами, ревела колонка, и мне приходилось почти угадывать ее речь по губам.
— Ты добрый, — она крутила детскими пальчиками трубку для коктейля.
Я отметил, какие невесомые, почти прозрачные у нее кисти. Под молочным атласом кожи пульсировали голубые прожилки сосудов. Было что-то болезненное в ее аристократическом изяществе.
— Ненавижу жадных мужиков, — нахмурилась она.
К углу дома напротив, вплотную к пивному шатру, притерлась новая «ауди» с тонированными стеклами. Второй раз вижу этот номер.
— Я угостить-то тебя толком не смог. Практически нищий…
— Неважно… То есть я хочу сказать, это даже к лучшему. Заметней. У меня тут миллионер был. Так что же? Разве это что-то решает? Я не могу тебе объяснить… — Она чуть не кричала мне в ухо. Мы сидели у стойки, сомкнувшись плечами, как заговорщики. Ее плечи облегала белая блузка из плиссированной ткани, верхние пуговки были расстегнуты. Я видел тонкие бретельки лифчика и бьющуюся на ключице жилку. — Просто надо чувствовать человека. И ты ни разу не засмеялся, ты серьезно меня воспринимаешь. Это здорово. Потому и спасибо.
— Понимаю… — послушно поддакнул я.
Я был готов согласиться с любой ее мыслью, лишь бы подольше быть рядом. Долго не получится: если за неделю ничего существенного не откопаю, придется отчаливать. Всякому овощу свой отпуск. Всегда бы делишки шли, как сегодня. Сплошной курорт, а не работа, глядишь — и до пенсии дотяну. Еще и деньги платят. Лишь дважды я крутился в подобных ситуациях, но тогда очень быстро становилось ясно — кто, зачем и почему. Сегодня я был готов позвонить Пеликану и выразить недоумение. Либо штатники имеют виды на эту девочку, надеясь через нее выйти на кого-то серьезного, либо я наткнулся на двойного агента. Но в сказки про Никиту я не верил. Легенды оставим для телезрителей.