Занавес молчания
Шрифт:
– Разве что напишете пару исторических романов, и критики съедят вас за погрешности, а то и за злостные искажения, – заметил Шерман с улыбкой. – Вы могли бы превратить историю в точную науку, однако этого вам не простят те, кому удобно писать ее по-своему… Но вы близки к разрешению проблемы?
– Я работаю над этим, – проговорил Довгер, устремив на Шермана сумрачный взгляд. – Иногда мне кажется, что да, а иногда – что проблема неразрешима в принципе. Вот почему так важен каждый новый реципиент, его индивидуальность…
– Ах да… Мы возвращаемся к реципиентам.
– Еще на
– О! – Шерман поднял палец. – Такие люди, как мы.
– Да, такие, как вы. Обладающие высоким интеллектом и независимой инициативой, активные субъекты действия, коммуникабельные, склонные к восприятию и творческому освоению нового. Но такие люди, как правило, – лидеры по натуре, занимающие определенное положение в обществе и стремящиеся выше. С какой стати им становиться добровольцами для моих экспериментов? Да и никто не согласится на эксперимент, в финале которого – гарантированное безумие. Мы могли бы наловить бомжей на вокзалах… Так мы раньше и поступали, пока не убедились в полной бессмысленности работы с подобным материалом.
– Следовательно, вы похищаете людей.
– Мы вынуждены.
– Но такие люди – не бомжи на вокзалах. Их исчезновение…
– Да, безусловно. Каждое похищение готовится со всей возможной тщательностью. Проводится подробнейшая разведка, оценка всех сопутствующих факторов. Этим занимается подразделение УНР «Стальной Крот». Чтобы иметь как можно больше сведений о вероятных кандидатурах, «Стальной Крот» внедряет агентов в интересующие нас социальные группы.
– Некоторые агенты, – сказал Шерман рассеянно, – имеют обыкновение болтать.
– У наших агентов есть основания для преданности… Мы делаем их из ничего и продвигаем наверх. Ну а если они становятся потенциально опасными…
– Понятно, – кивнул Шерман. – Но, наверное, разговор об агентах уже переходит границы нашей… подготовки?
– Это ее необходимая часть, – произнес Довгер так, что Ника сжалась от страха. «Если он нас хочет запугать, – подумала она, – он недалек от цели – по крайней мере, что касается меня…» Она взглянула на Шермана, он выглядел невозмутимым.
– Вербовка агентов, – продолжал Довгер, – это почти единственная область, где оперативно применяются результаты сканирования прошлого. Мы выбираем людей амбициозных, но неталантливых, с червоточиной. Мы подбрасываем им информацию, выловленную из наших океанов, – такую, которая помогла бы им приобрести статус. Рассчитывая на нашу помощь и в дальнейшем –
Ника неожиданно позабыла о своих страхах. Она начинала кое-что понимать и теперь слушала Довгера, боясь упустить хоть слово.
– Например, не так давно, – говорил Виктор Генрихович, – мы передали одному графоману в Санкт-Петербурге неизвестную рукопись рано умершего писателя. О том, где хранилась рукопись, мы узнали от реципиента – просто в потоке, но это мы отметили, послали туда людей и забрали книгу. Напечатав ее под своим именем, графоман получил доступ в издательские, литературные и светские круги, где мог собирать и передавать нам данные о своих новых знакомых.
– Ага! – вдруг выкрикнула Ника. Виктор Генрихович слегка вздрогнул:
– Что такое?
– Фамилия этого графомана – Радецкий? Максим Юрьевич Радецкий?
– Да, но…
– Одно из семи имен в списке!
Ника тут же пожалела, что не сдержала этого восклицания и что упомянула о Радецком… Хотя, с другой стороны, разве что-то, включая и это, может еще больше ухудшить ее положение? Нет, хуже некуда – и такой невеселый вывод раскрепостил Нику. Если хуже некуда, нет и запретных тем.
– Вы знаете о списке? – удивился Довгер. – В деятельность «Стального Крота» особо не вникал даже я. Это, гм… довольно обособленное подразделение.
– Список попал ко мне случайно…
– Да? Может быть… Но, пожалуй, позже нам придется поговорить об этом подробнее.
Вот теперь Ника радовалась своей неосторожности. «Поговорить позже» – это может означать отсрочку того, страшного… А любая отсрочка на руку Шерману. Он придумает, он сумеет…
– Там было еще шесть имен, – сказала она. – Нескольких из этих людей убили.
– Их ликвидировали, – строго поправил Довгер. – По разным причинам они стали или могли стать опасными. К примеру, Долинская, экстрасенс. В известном смысле с ней было проще всего – мы сообщали ей обо всех случаях, где она могла проявить свое ясновидение, а потом устраивали так, что к ней обращались нужные люди. Она была очень полезным агентом, проникла во многие сферы… Человеку трезвомыслящему трудно вообразить, как далеко и широко расползлось мракобесие… Но она изначально была обречена, мы не могли использовать ее долго. Экстрасенс, чей дар подтверждается, слишком привлекает внимание.
– А другие?
– С другими было сложнее. Ведь имеющиеся у нас результаты сканирования должны были совпадать с интересами взятых на заметку людей. Такие совпадения нечасты… Но вот искусствовед Растригин с нашей помощью обнаружил рукописи Мусоргского, астрофизик Губарев сделал открытие, Щербаков захватил телекомпанию, Незванов – кресло в думе… И так далее.
– За что их приговорили?
– Как грубо, – поморщился Довгер. – Ваша лексика… Ну, пусть будет так. Одних за пьяную болтливость, других за склонность к хвастовству, третьих за любопытство. Мы стремимся устранять не столько реальные, сколько потенциальные угрозы на основе психологического и ситуационного анализа. Не забывайте, это люди с червоточиной! Знали они очень мало, но могли натолкнуть других на нежелательные размышления.