Занавес
Шрифт:
Я вздрогнул и спросил:
– А что же случится дальше?
Пуаро улыбнулся:
– Это дело закрыто – на него навешен ярлык «самоубийство», и оно отправлено в архив. Но мы с вами, Гастингс, продолжаем работать под землей, как кроты. И рано или поздно мы доберемся до X.
– А вдруг тем временем кто-нибудь еще будет убит?
Пуаро покачал головой:
– Я так не думаю. Только в случае, если кто-нибудь увидел что-то или знает что-нибудь. Но если так, они, конечно, уже заявили бы об этом, не так ли?
Глава 16
Я
Она подошла, когда мы гуськом тянулись с кладбища.
– А я вас помню, сэр, это уж точно.
– Да? Э-э… возможно…
Она продолжала, не слушая меня:
– Годков двадцать с лишком это было. Когда старая леди умерла в особняке. Это было первое убийство у нас тут в Стайлз. Да и не последнее, скажу я вам. Старая миссис Инглторп. Это муж ее укокошил, сказали мы все. Уж мы в этом не сомневались. – Она бросила на меня хитрый взгляд. – Может, и на этот раз муженек постарался.
– Что вы имеете в виду? – вспылил я. – Разве вы не слышали вердикт о самоубийстве?
– Так ведь это коронер сказал. А ведь он мог и ошибиться, а? – Она слегка подтолкнула меня локтем. – Доктора, они знают, как избавиться от своих жен. А от нее, кажись, ему не было никакого проку.
Я смерил старуху сердитым взглядом, и она поспешила прочь, бормоча, что ничего такого не хотела сказать, а только как-то странно, что уже второй раз такое случается.
– И чудно как-то, что вы, сэр, оба раза тут как тут, а?
На какую-то долю секунды мне пришла дикая мысль: уж не подозревает ли она, что я совершил оба преступления? Это было крайне неприятно. Я воочию убедился в том, насколько живучи местные кривотолки.
И в конце концов, старуха не так уж далека от истины. Ведь кто-то убил миссис Франклин.
Как я уже говорил, я мало что помню об этих днях. Во-первых, меня серьезно беспокоило здоровье Пуаро. Ко мне явился Куртис, и даже на его тупом, лишенном всякого выражения лице проступала легкая обеспокоенность, когда он сообщил, что у Пуаро был сильный сердечный приступ.
– Мне кажется, сэр, что он должен показаться врачу.
Я помчался к Пуаро, который весьма энергично отверг это предложение. Мне подумалось, что это не похоже на него. По моему мнению, он всегда слишком уж носился со своим здоровьем. Опасался сквозняков, укутывал шею шелком и шерстью, смертельно боялся промочить ноги и при малейшем намеке на простуду измерял температуру и укладывался в постель. «Потому что иначе это может для меня кончиться fluxion de poitrine!» [30] При самых пустяковых недомоганиях, как мне было известно, он сразу же обращался к врачу.
30
Воспаление легких (фр.).
А теперь, когда он действительно болен, все переменилось.
Впрочем, возможно, именно в этом-то дело. Прежние болезни были пустячными. А теперь, когда он серьезно заболел, то, наверно, боялся это признать и поверить в реальность болезни. Он не придавал значения недугу только лишь из страха перед ним.
В ответ на мои увещевания Пуаро с горечью воскликнул:
– Но я же консультировался с врачами! И не с одним, а с многими. Я был у Блэнка и Дэша (имена двух специалистов) – и что же они сделали? Послали меня в Египет, где мне сразу же стало гораздо хуже. Я также был у Р…
Я знал, что Р. – кардиолог.
– И что же он сказал? – поспешно спросил я.
Пуаро вдруг искоса взглянул на меня – и сердце мое ушло в пятки.
Он спокойно ответил:
– Он сделал для меня все, что только возможно. Прописал лечение, у меня всегда под рукой необходимые лекарства. А больше ничего сделать нельзя. Итак, как видите, Гастингс, бесполезно приглашать ко мне врачей. Машина изнашивается, mon ami. Увы, нельзя, как в автомобиле, поставить новый мотор и продолжать носиться с прежней скоростью.
– Но послушайте, Пуаро, ведь должно быть что-нибудь такое. Куртис…
Пуаро отрывисто переспросил:
– Куртис?
– Да, он пришел ко мне. Он был расстроен. У вас был приступ…
Пуаро кивнул с кротким видом.
– Да, да. Иногда тяжело наблюдать за этими приступами. Думаю, Куртис не привык такое видеть.
– Вы действительно не хотите показаться врачу?
– Это бесполезно, мой друг.
Он говорил очень мягко, но решительно. И снова сердце мое болезненно сжалось. Пуаро улыбнулся мне и сказал:
– Это будет мое последнее дело, Гастингс. А также мое самое интересное дело – и мой самый интересный преступник. Потому что у X совершенный, потрясающий метод, которым невольно восхищаешься. Пока что, mon cher, ЭТОТ X действовал с таким блеском, что обвел меня вокруг пальца – меня, Эркюля Пуаро! Он развернул такую наступательную операцию, которую я не могу отразить.
– Если бы у вас было прежнее здоровье… – принялся утешать его я.
Этого не следовало говорить. Эркюль Пуаро немедленно впал в ярость.
– Боже мой! Неужели я должен вам повторить тридцать шесть раз, а потом еще тридцать шесть, что тут не требуются физические усилия? Нужно только думать!
– Ну да… конечно… да, вы это можете хорошо делать.
– Хорошо? Я могу это делать превосходно. Мои члены парализованы, мое сердце играет со мной злые шутки, но мой мозг, Гастингс, – да, мой мозг работает как прежде. Он все еще в полном порядке, мой мозг!
– Это прекрасно, – попытался я его успокоить.
Но когда я медленно спускался по лестнице, то думал про себя, что мозг Пуаро теперь не так уж быстро справляется со своей задачей. Вначале чуть не погибла миссис Латтрелл, теперь умерла миссис Франклин. А что мы предприняли, чтобы этому помешать? Практически ничего.