Занавес
Шрифт:
Джудит не подошла ко мне и не поцеловала – это не в ее характере. Она просто улыбнулась и произнесла:
– Привет, папа.
Улыбка у нее была немного смущенная, но я почувствовал, что, несмотря на сдержанность, дочь рада меня видеть.
– Ну что же, вот я и здесь, – сказал я, чувствуя, как глупо это звучит (что со мной часто бывает при общении с младшим поколением).
– Очень умно с твоей стороны, дорогой.
– Я рассказываю ему, – заметил Пуаро, – о здешней кухне.
– Она очень плохая? – спросила Джудит.
– Вам бы не следовало это спрашивать, дитя мое. Неужели вы не думаете ни о чем, кроме пробирок и микроскопов? Ваш средний палец запачкан
– Полагаю, у меня не будет мужа.
– Несомненно, у вас будет муж. Для чего же вас создал bon Dieu? [15]
– Надеюсь, для многого, – ответила Джудит.
– Le mariage [16] – прежде всего.
15
Добрый Бог (фр.).
16
Брак (фр.).
– Прекрасно, – согласилась Джудит. – Вы найдете мне хорошего мужа, и я буду очень тщательно заботиться о его желудке.
– Она смеется надо мной, – пожаловался Пуаро. – Однажды она узнает, как мудры старики.
Снова раздался стук в дверь, и вошел доктор Франклин, высокий нескладный человек лет тридцати пяти. У него были решительный подбородок, рыжеватые волосы и ясные синие глаза. Более неуклюжего человека, чем он, я никогда не встречал, он вечно натыкался на разные предметы.
Налетев на ширму, огораживавшую кресло Пуаро, Франклин наклонил голову и машинально пробормотал «Прошу прощения» в сторону ширмы.
Это было очень смешно, но, как я заметил, Джудит оставалась совершенно серьезной. Полагаю, она уже привыкла к подобным эпизодам.
– Вы, должно быть, помните моего отца? – обратилась Джудит к Франклину.
Доктор Франклин нервно вздрогнул, смутился и, прищурившись, посмотрел на меня. Затем он протянул мне руку, как-то неловко сказав:
– Конечно, конечно, как поживаете? Я слышал, вы должны приехать. – Он повернулся к Джудит: – Как вы полагаете, нам нужно изменить планы? Если нет, мы могли бы еще немного поработать после обеда. Если бы мы подготовили еще несколько этих предметных стекол…
– Нет, – ответила Джудит. – Я хочу побыть со своим отцом.
– О да. О, конечно. – Внезапно Франклин улыбнулся извиняющейся, совсем мальчишеской улыбкой. – Простите, я так ужасно увлекаюсь. Это совершенно непростительно: я становлюсь очень эгоистичным. Пожалуйста, простите меня.
Часы пробили, и Франклин бросил на них торопливый взгляд.
– Боже мой, неужели так поздно? Какая неприятность! Обещал Барбаре, что почитаю ей до обеда.
Он смущенно усмехнулся нам обоим и поспешно вышел из комнаты, на ходу налетев на дверной косяк.
– Как миссис Франклин? – спросил я.
– Так же, как обычно, и еще хуже, – ответила Джудит.
– Как печально, что она так тяжело больна, – заметил я.
– Это может свести с ума доктора, – сказала Джудит. – Доктора любят здоровых людей.
– Как жестоки вы, молодые! – воскликнул я.
Джудит холодно бросила:
– Я просто констатирую факт.
– И тем не менее, – вмешался Пуаро, – добрый доктор спешит, чтобы ей почитать.
– Очень глупо, – заявила Джудит. – Ее сиделка вполне способна ей почитать, раз уж миссис Франклин так хочется, чтобы ей читали. Лично я терпеть не могу, когда мне читают вслух.
– Ну что же, у каждого свой вкус, – заметил я.
– Она глупа как пробка, – вынесла свой приговор Джудит.
– Отнюдь, mon enfant [17] , – возразил Пуаро. – Я с вами не согласен.
– Она никогда ничего не читает, кроме самых дешевых романов. Она не интересуется его работой. Не идет в ногу с современной мыслью. Она говорит только о своем здоровье с каждым, кто готов слушать.
– И все-таки я продолжаю утверждать, – настаивал Пуаро, – что она использует свое серое вещество таким образом, о котором вы, дитя мое, понятия не имеете.
17
Дитя мое (фр.).
– Она очень женственная, – согласилась Джудит. – Все время воркует и мурлыкает. Полагаю, вам такие нравятся, дядя Пуаро.
– Вовсе нет, – возразил я. – Он любит больших, ярких и преимущественно русского происхождения.
– Вот, значит, как вы выдаете мои секреты, Гастингс? Ваш отец, Джудит, всегда питал слабость к золотисто-каштановым волосам. Из-за этого он много раз попадал в беду.
Джудит снисходительно улыбнулась нам обоим.
– Какая вы забавная пара!
Потом она отвернулась, и я поднялся.
– Мне нужно распаковать вещи, и неплохо бы принять ванну перед обедом.
Пуаро позвонил в небольшой колокольчик, находившийся у него под рукой, и спустя пару минут появился его слуга. Я был удивлен, увидев незнакомого мне человека.
– Как! А где же Джордж?
Джордж прослужил у Пуаро много лет.
– Джордж поехал домой. Его отец болен. Надеюсь, когда-нибудь он вернется ко мне. А пока что… – он улыбнулся своему новому слуге, – обо мне заботится Куртис.
Куртис почтительно улыбнулся в ответ. Это был крупный человек с грубым тупым лицом.
Выходя за дверь, я заметил, как Пуаро тщательно запирает портфель с бумагами.
В голове у меня царил сумбур, когда я пересек коридор, направляясь к своей двери.
Глава 4
В тот вечер я шел ужинать с ощущением, что все вокруг вдруг утратило реальность.
Когда я одевался к ужину, то несколько раз задал себе вопрос: а не мог ли Пуаро все это вообразить? В конце концов, мой милый старый друг – человек очень немолодой и здоровье его сильно пошатнулось. Сам он может заявлять, что полностью сохранил ясность ума и здравость рассудка, но так ли это на самом деле? Он провел всю жизнь, раскрывая преступления. Что ж удивительного, если он вообразил преступления там, где их нет? Должно быть, вынужденное бездействие сильно угнетало его. Вполне вероятно, что он придумал для себя новую охоту на убийцу. Принятие желаемого за действительное – вполне объяснимый невроз. Он выбрал несколько случаев, о которых сообщалось в прессе, и углядел в них то, чего там не было, – призрачную фигуру, стоящую за этими преступлениями, маньяка-убийцу. По всей вероятности, миссис Этерингтон действительно убила своего мужа, рабочий застрелил жену, молодая женщина дала своей престарелой тетушке слишком большую дозу морфия, ревнивая жена расправилась с мужем, как и обещала, а безумная старая дева на самом деле совершила убийство, в котором потом созналась. За всеми этими преступлениями абсолютно ничего не крылось!