Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев
Шрифт:
– Не мог бы? Почему?
– все еще ничего не понимал Уотсон.
– Потому что существовал такой закон, - терпеливо разъяснил ему Холмс.
– Княжна Марья - родная сестра князя Андрея. А Николай - родной брат Наташи. И если бы князь Андрей с Наташей поженились, Николай и княжна Марья стали бы родственниками. А церковь категорически запрещала браки между лицами, находящимися даже в четвертой степени родства. И светская власть в данном случае строго следовала церковным установлениям.
– Ваша эрудиция, Холмс,
– Пустяки. Ведь это же моя профессия. Хорош бы я был, если бы не знал таких элементарных вещей... Ну-с? Теперь, я надеюсь, вы наконец поняли, почему Соня упрекала себя в лицемерии? Рассчитывая на то, что князь Андрей выживет и его отношения с Наташей возобновятся, она не сомневалась, что Николай все равно не сможет жениться на княжне Марье. Именно поэтому она так легко и согласилась написать это злополучное письмо.
– Так вот, значит, почему Толстой не мог сохранить жизнь Андрею Болконскому!
– сообразил Уотсон.
– Теперь я наконец понял. Он нарочно убил князя Андрея, что бы женить Николая на княжне Марье.
– О, Господи!
– поморщился Холмс.
– Ну до чего же примитивно вы все это себе представляете, Уотсон! Как будто речь идет о шахматных фигурах... Вы думаете, писателю так легко отправить на тот свет своего героя? Да еще любимого героя? Когда Бальзак работал над одним из своих знаменитых романов, слуга однажды застал его в кресле в бессознательном состоянии. "Скорее врача!
– закричал он. Господину Бальзаку дурно!" Бальзак открыл глаза и еле слышно вымолвил: "Вы ничего не понимаете! Только что умер отец Горио!".
– История эта, конечно, очень интересна, но...
– начал Уотсон.
– История эта не только интересна, - прервал его Холмс, - но и весьма характерна. Она говорит о многом. Недаром было однажды замечено, что, описывая смерть любимого героя, писатель словно бы примеряет свою собственную смерть.
– Все это очень красиво звучит, - покачал головой Уотсон, - однако вам все-таки не удастся опровергнуть мое предположение, что Толстой просто вынужден был пожертвовать жизнью князя Андрея Болконского, если уж он задумал женить Николая Ростова на его сестре.
– Опровергнуть это ваше предположение не составит никакого труда, улыбнулся Холмс.
– Для этого нам придется лишь еще раз заглянуть в первую незавершенную редакцию "Войны и мира" - ту самую, где князь Андрей не умирает, а остается в живых. Впрочем, при разговоре на эту тему князя Андрея с Николаем мы, помнится, с вами присутствовали. Там, в первой редакции романа, княжна Марья тоже выходила замуж за Николая.
– Неужели они решились нарушить закон?
– О, нет. До этого дело не дошло. Просто там князь Андрей не женится на Наташе.
– Что вы говорите?
– искренне поразился Уотсон. Но почему? Неужели
– К чему гадать, друг мой, - уклонился от ответа на этот вопрос Холмс.
– Сейчас мы с вами снова перенесемся на страницы первой завершенной редакции "Войны и мира", встретимся там с князем Андреем, и вы сами у него это спросите.
Поначалу Уотсон был настроен весьма решительно. Но, увидав князя Андрея, он оробел.
– Начните вы, - шепнул он Холмсу.
– Я, если правду сказать, слегка побаиваюсь заговаривать с ним на эту деликатную тему. Ведь он такой гордец.
– Ах, что вы, Уотсон, - успокоил его Холмс.
– Он ведь теперь уже не тот, каким был когда-то. Это совсем другой человек. Сейчас вы сами в этом убедитесь... Андрей Николаевич!
– окликнул он князя Андрея.
– К вашим услугам, сударь, - живо откликнулся тот.
– Простите, что не сразу отозвался на ваше обращение. У меня только что был чрезвычайно важности разговор с сестрой, и я невольно задумался.
– Ах, что вы, князь, - рассыпался в любезностях Холмс.
– Напротив, это мы должны просить у вас прощения. Если наш визит некстати, мы тотчас уйдем.
– Нет-нет, ни в коем случае, - заверил его князь Андрей.
– Я, как вы знаете, человек замкнутый. Но сейчас мне как раз надобно выговориться. Сестра только что призналась мне в своих чувствах к Ростову. Вернее, не то чтобы призналась... Но когда она заговорила о нем, я нарочно, словно бы невзначай, обронил: "Кажется, он пустой малый..."
– Да? И что же она?
– Она вскрикнула: "Ах, нет!" И так испуганно, как будто ей физически больно сделали. Ну, тут я все понял...
– Мудрено было не понять, - вставил Холмс.
– Да, - продолжал князь Андрей.
– И тогда я тотчас подумал: "Вот она, моя судьба. Надо, непременно надо это сделать".
– Что сделать?
– не удержался от вопроса Уотсон.
– Отказаться от своего счастия. Отказаться от Наташи. Я давно, еще когда меня несли раненого, это решил: коли останусь жив, главным для меня будет не свое, а чужое счастие. И тогда я сам заговорил с Marie об этом.
– Каким образом?
– снова не удержался от вопроса Уотсон.
– Я спросил: "Ты, верно, удивляешься, мой друг, нашим отношениям с Ростовой?" И, не дожидаясь ответа, сказал: "Прежнее все забыто. Я искатель, которому отказано, и я не тужу. Мы дружны и навсегда останемся дружны, но никогда она не будет для меня ничем, кроме младшей сестрой".
– И княжна Марья поверила, что Наташа вам отказала?
– с сомнением спросил Холмс.
– Она, верно, решила, что гордость моя не могла мне позволить вполне простить Наташу, - ответил князь Андрей. И в задумчивости добавил: - Ну что ж... Пусть остается в этом заблуждении...