Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев
Шрифт:
Уотсон задумался.
– Я, кажется, догадываюсь, на что вы намекаете, - кивнул он.
– Если бы князь Андрей остался жив, Наташа не могла бы выйти за Пьера...
– Дело не только в этом.
– А в чем же еще?
– Ну как же!.. Ведь если бы Андрей Болконский... Впрочем, как говорят в таких случаях, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Заглянем ненадолго в окончательный вариант романа.
Остановившись перед дверью из-за которой доносились голоса Сони и старой графини, Холмс приложил палец к губам и глазами дал понять Уотсону,
– Соня, - говорила графиня.
– Сегодня есть случай отправить письма в армию. Я написала... А ты...
Голос графини задрожал. Она обращалась к Соне робко, почти заискивающе:
– Ты не напишешь Николеньке?
В ответ на этот невинный вопрос последовала долгая пауза. Наконец, Соня ответила. В голосе ее слышались слезы:
– Я напишу...
– Спасибо, дитя мое, - растроганно сказала графиня.
Холмс и Уотсон услышали ее удаляющиеся шаги. А затем из-за двери раздались всхипывания, переходящие в самые настоящие рыдания.
Распахнув дверь, Уотсон кинулся к плачущей Соне.
– Мадмуазель! Что с вами?.. Бог мой!.. Да она близка к обмороку! Какая досада, что я не захватил с собою нюхательной соли.
– Не терзайтесь понапрасну, Уотсон, - успокоил его Холмс.
– Ваша нюхательная соль здесь бы не помогла. Как говорится, медицина в таких случаях бессильна. Ведь правда же, мадмуазель Софи?
– Да, - сквозь слезы ответила Соня.
– Я совершенно здорова. Все дело в этом письме...
– Я так и думал, - кивнул Холмс.
– Простите, что мы вторгаемся в область столь интимную, но... Вы не могли бы рассказать подробнее об этом злосчастном письме, которое вас просила написать графиня?
– Вы ведь, верно, знаете, что я и Николенька с детства любим друг друга. Мы почти помолвлены. Николенька дал мне слово... А теперь...
Новая волна слез заставила Соню замолчать.
– Да? И что же теперь?
– мягко подбодрил ее Холмс.
– Графиня всегда была противницей нашего брака, - грустно сказала Соня.
– А теперь, когда война, несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества графа в Москве...
– Понимаю, - кивнул Холмс.
– Теперь, когда Ростовы почти разорены, графиня хотела бы, чтобы граф Николай нашел себе невесту побогаче.
– Невеста уже нашлась, - вздохнула Соня.
– Это Мари Болконская. Сама судьба свела Николая с нею. После того как графиня узнала об их случайной встрече в Богучарове, жизнь моя стала совсем невыносима. Графиня уверена, что Николенька влюбился в Мари Волконскую, и единственное препятствие к этой, столь желанной для нее его женитьбе на княжне - слово, которым он некогда связал себя со мною.
– О, я все понял!
– воскликнул Уотсон.
– Она хочет, чтобы вы написали Николаю, что возвращаете ему его клятву, освобождаете от всех его обязательств по отношению к нам. Верно? Я угадал?
– Да, - чуть слышно прошептала Соня.
– И вы согласились написать такое письмо?
– Да.
– Какое
– восхитился Уотсон.
– Какая высота самопожертвования! Я понимаю, вам нелегко далось это решение. Теперь я знаю, отчего вы плакали.
– Нет, - покачала головой Соня.
– Плакала я совсем по другой причине.
– По другой?!
– изумился Уотсон.
– По какой же?
– Я плакала, потому что я стыжусь самой себя. Потому что все это мое так называемое самопожертвование - не что иное, как лицемерие.
– Бедная девушка!
– обернулся Уотсон к Холмсу.
– От нервного потрясения она совсем потеряла рассудок. Она сама не понимает, что говорит!
– Ах, нет, сударь!
– возразила Соня.
– К несчастью, я слишком хорошо все понимаю. Пусть хоть кто-нибудь узнает правду. Знайте! Я согласилась написать это письмо Николаю вовсе не потому, что искренно готова разорвать нашу помолвку.
– А почему же?
– изумился совсем уже переставший что-либо понимать Уотсон.
– Боже, как вы недогадливы!.. Неужто вы не понимаете, что теперь, когда князь Андрей, раненый, оказался здесь, и Наташа так самоотверженно за ним ухаживает...
– У меня голова идет кругом!
– продолжал недоумевать Уотсон.
– При чем тут князь Андрей? При чем тут Наташа?
– Ну как же!
– подняла на него глаза Соня, дивясь такой странной непонятливости.
– Ведь если он останется жив... Уж я-то знаю, что Наташа все это время любила только Андрея. Теперь, сведенные вместе, да еще при таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга. И тогда Николаю нельзя будет жениться на княжне Марье... Вот о чем я думала, когда писала письмо Николеньке. Теперь вы понимаете, что это было никакое не самопожертвование, а одно сплошное лицемерие. Я гадкое, лживое, лицемерное существо... О, как я несчастна! Я ненавижу, я презираю себя!..
Соня снова залилась слезами. Плечи ее сотрясались, голос прерывался от рыданий.
Уотсон опять стал судорожно ощупывать свои карманы в поисках нюхательной соли. Но Холмс, прижав палец к губам, взял его за руку и тихо вывел из комнаты.
– Ну как, друг мой?
– сказал он, как только они остались одни.
– Теперь вы поняли, что я имел в виду, говоря, что любая перемена в судьбе героя романа повлекла бы за собой целый ряд других, еще более серьезных перемен во всей структуре произведения?
– Ничего я не понял!
– раздраженно ответил Уотсон. Скорее даже наоборот: теперь я окончательно запутался. Объясните мне ради всего святого, почему Соня так себя кляла? И что означают ее загадочные слова про князя Андрея и Наташу? Какая связь между любовью Наташи к Андрею и отношениями Сони с Николаем?
– Ах ты. Господи! Да ведь это же так просто, - поморщился Холмс.
– Ведь если бы князь Андрей остался жив и его отношения с Наташей возобновились, иными словами, если бы Наташа Ростова стала княгиней Волконской, Николай никогда, ни при каких условиях не мог бы жениться на княжне Марье.