Заноза в сердце
Шрифт:
— Смолкни! — вскинулся опять Юмер. — Кончай!... Все я понял.
— А коли понял, собирайся да шагай домой, село — вон оно где, село наше, а я посторожу овец до утра, покуда ты вернешься.
...На другое утро приходит мой Юмер, а за ухом у него цветок красный заткнут.
— Как дела? — спрашиваю.
— Красота! — ухмыляется Юмер. — Твой баран, — говорит, — в подметки мне не годится! Но я ему благодарен, будет он мне как брат родной, на каждый рог ему по свечке большой поставлю — одну от меня, другую от моей Незифе.
Три дня пробыли мы с Юмером в горах, а потом насобирал я грибов, хворосту немного и воротился домой. Вытряхнул старухе эти дары — и прямиком в сельсовет.
— Скажи, председатель, ты свою бабу к кровати прикручиваешь?
— Зачем мне ее прикручивать? Я только гляну на нее, и все!... А что это тебя прихватило — в твои-то годы? Почему спрашиваешь?
— А потому спрашиваю, что у нас в селе мужики жен либо к кровати прикручивают, либо зубами скрипят, либо взглядом страх наводят. Так отчего б не раздать мужикам пистолеты? Наставишь на нее пистолет — и дело с концом!
Встал председатель со своего стула, подошел ко мне:
— А ну, — говорит, — дыхни!
Дыхнул я.
— Вроде не пьяный, чего ж с утра звон поднял?
— Я тебе, — говорю, — скажу, чего.
И выкладываю ему, значит, всю историю с мериносом. Он раза три в лице переменился: видать, тоже рыльце в пушку. Дослушал меня до конца и спрашивает:
— Что же ты предлагаешь?
— А то я предлагаю, чтобы организовать в клубе курсы для мужиков наших, повышение квалификации... Мериноса приведем, чтоб поглядели на его обхождение, а словесную часть я на себя возьму.
— Постой, постой! — кричит председатель. — Ты соображаешь, что несешь? Приводить барана в клуб, где у нас культурные мероприятия проводятся! Да еще не одного, а с овцой!
Я говорю:
— А это разве не культурное мероприятие, дорогой товарищ, чтобы люди знали, каким манером друг друга любить полагается? Ты погляди, сколько кругом мужей с женами разводятся!
Смотрю, зачесался мой председатель, — затылок чешет, шею, потом за ляжки принялся.
— Одного, — говорит, — в толк не возьму: почему именно ты в эту баранью историю ввязался? Можешь ты мне это объяснить?
— Обидно мне стало, товарищ председатель, что люди у нас любовное обхождение хуже понимают, чем скотина. И потому вовсе эта история не баранья, а самая что ни на есть человеческая!
Призадумался председатель. Думал, думал и, наконец решился:
— Так и быть, организуем курсы! Но только не в клубе. Лучше наверху, в кошаре. Выделим транспорт, доставим туда мужиков. Проведем под маркой какого-нибудь мероприятия — ну, скажем „Реконструкция овечьего стада" или еще что-нибудь в этом роде. Может, просто „Реконструкция". Но смотри у меня! Чтоб никто ничего не пронюхал, а не то, если поднимут вопрос, я тебя не видал и не слыхал. Ясно?
— Ясно — говорю.
— Действуй!'
Вот я теперь и действую.
И одно только у меня сейчас желание — засело в сердце, как заноза, — чтоб в один прекрасный день прошли б мимо моего дома все, какие есть мужики в нашем селе, и чтоб у каждого за ухом цветок красовался, как у Юмера!
Тогда простятся мне мои прегрешения и на сердце наконец полегчает!