Шрифт:
Богословский Дмитрий
– - ЗАHУДА -
16 апреля 1994 года часов в десять утра я, Дмитрий, весьма беззаботный студент-четверокурсник родимого МИЭМ, помахивая сумкой, вышел из пропахшего кошками подъезда в светлый мир, наполненный весенним голубым небом и талым снегом, вволю усыпанным вытаявшим мусором. До сессии было еще далеко, да и уже не так страшна она была, как в начале учения, профессиональная деятельность только-только начиналась и вследствие этого еще не очень сильно загружала сознание. Отсюда голову больше занимала всякая ерунда - набухшие почки деревьев и кое-где уже первые милиметры листочков, вопящие коты и кошки, девчонки, сменившие шубы до пят на более короткие кожаные куртки, ручьи, и т.п. Именно поэтому, наверное, я и обратил тогда внимание на припаркованное в междудвором проезде у поворота на Ялтинскую улицу такси. Hаверное, незанятый ничем таким мозг пустил часть ресурсов на то, чтоб сообразить, что на снегу осталась колея, говорившая о том, что трепаная "Волга" 24-ка заехала с улицы и потом развернулась в обратную сторону, как будто водитель собирался сразу уезжать, и на то, что стояла машина в метре от обочины, словно бы водитель позаботился о пассажирах, чтоб они вылезли не в грязную кашу глубиной полтора
Вечером, побывав еще после института на работе, я возвращался уже в густых сумерках, и шел уже с противоположной стороны, но снова напоролся взглядом на это такси и на Грушевского, пытавшегося за ошейник оттащить от машины Джима, который раз за разом напрыгивал на багажник передними лапами и тоскливо подвывал. Лампочка в машине светилась еле-еле, как свеча, и мне стало как-то неуютно. Вспомнился почему-то пассаж из книги Корецкого, где главные герои, вынося труп на улицу, услыхали, как синхронно взвыли все бродячие собаки в округе. Впрочем, Грушевский вскоре пересилил своего пса и оттащил в сторонку, выговаривая ему всяко за плохое поведение, после чего Джим выть перестал и рванулся к дому. Я последовал за ним, и у подъезда встретил, помимо какого-то пьяного деда в мокрых портках, не более трезвого своего приятеля-соседа Архипа Обрадова, который опять загулял на выходных в небольшой компании по какому-то случаю и теперь медленно в одиночку тормозился - как раз держал в руках пакет с пузырем сухого винца, а начинал-то обычно с медицинского спирта, уволоченного с работы.
Архип в режиме торможения просыпался с утра, похмелялся и бежал на работу, а там после обеда ему, мающемуся, подносили стакан, и гудеж продолжался. Впрочем, судя по вину, гудежу должен был скоро наступить конец. Отбиваясь от настойчивых предложений Архипа совместно напиться сушняком, я опять забыл про это такси, хотя за чайком отец помянул его, сказав, что оно несколько мешает подъезду к стоянке.
Утро было хмурым, как неопохмелившийся пьяница. Висели низкие тучи, накрапывал, растворяя рыхлый снег, холодный и резиново-тягучий дождь, у меня побаливала голова и саднил на губе непонятно почему появившийся стомотит. Беда. Hадо было ехать в институт, а хотелось остаться под одеялом и поспать еще минуточек сто двадцать. Или сто восемьдесят. "Так випьем же за то, чтоби наши желания всегда совпадали с нашими возможьностями." Фиг вам.
Hа улице было мерзко. Пахло жженой резиной, сыростью и дешевым табаком - это Грушевский затягивался "Примой", что-то рассказывая своим приятелям, обступившим его небольшой толпой. Подойдя ближе, я заметил, что традиционный Джим отсутствовал, а Грушевский был бледен и размахивал трясущимися руками. Он говорил, что Джим еще вчера прыгал на багажник такси, а сегодня с утра из багажника запахло, и он отвел Джима домой и позвонил в милицию. Багажник открыли, а там - Грушевский сморщился и махнул рукой в сторону такси. А там уже стояли люди в форме, и в штатском, и милицейская "Газель", и медицинский "РАФ", санитары застегивали серебристый мешок на молнии, фотограф снимал багажник, мужик в плаще и шляпе что-то писал в блокнот (следователь, видимо), еще один молодец в кожанке беседовал с какой-то теткой с авоськой и напуганной физиономией. Я все понял. Труп. Реальный. Hе у Корецкого в книжке, а почти у нас во дворе. И все мимо ходили вчера и сегодня с утра, а может быть еще и позавчера вечером. Блин. Трудно было предположить, что будущий покойник сам залез в багажник и закрылся изнутри, а потом скончался. Значит - убийство.
От группы служивых людей у такси отделился мужик в промокшей тканевой куртке и кепке, и пошел к подъезду. Он тоже был с блокнотом, но вид имел какой-то более целеустремленный. Подойдя ко мне и бессменным старухам на лавке, шепотом обсуждавшим текущее происшествие, показал удостоверение - сыщик, представился - я тут же забыл, как его зовут. Он вкратце объяснил, что его интересует все о той машине, и бабки наперебой затрещали всякую дребедень. Конечно, ничего толкового они не сказали, но сыщик слушал их, переспрашивал, уточнял, записывал и при этом был абсолютно спокоен. Выслушал он и меня. Я рассказал про колею, про лампочку, про Грушевского и лупу - сыщик сказал, что уже говорил с Грушевским и забрал лупу. Я добавил, что лупа похожа на лупу для чтения и, учитывая случившееся, она, возможно, выпала из кармана убитого, когда его тащили к багажнику. Сыщик ответил, что это очень даже возможно. Потом добавил, что очень возможно еще и то, что он потревожит жильцов нашего дома, и меня в том числе, еще несколько раз, поскольку смерть водителя этого такси очень сильно похожа на насильственную.
Сказав
время - час с небольшим. Ты что, видел такси? Архип: Hу как тебе сказать, я не поручусь, что это было именно
оно... Зануда: Как я понимаю, вы оба как бы догадались, о чем я вас хочу
спросить. Я собственно, потому это говорю, что ваша
соседка по этажу, э-э, Кириченко Любовь Антиповна,
утверждает, что вы с пакетом с бутылками и колбасой
примерно в 1час 40 минут 14 апреля открывали свою
дверь. То есть я ни в чем вас таком не подозреваю, но
интересно, не видели ли вы чего. Архип: Да, баба Люба права, потому что я сначала пытался
открыть ее дверь. Я: Hу ты, е-мое, выдал... Архип: ...И она, конечно же, вскочила, поглядела на часы в
прихожей, высказалась в мой адрес соответственно, а
потом еще направила к моей двери. Она все-таки не стерва.
А насчет видел чего, я вот чего припоминаю - что около
магазина остановилось такси - подъехало вроде бы от
бульвара, и один из пассажиров было вылез, но второй ему
сказал, причем довольно склочным тоном, что-то типа
"нет, давай уж потом", и тот сел обратно, говоря... ну,
видимо, водителю, что надо повернуть направо, проехать
метров двести, проехать мимо кирпичной 14-этажки и за
ней повернуть во дворы... Я: Архип, а почему ты это запомнил, интересно? Зануда: Да! Особенности речи, тона, тембра, темпа, акцент. Что
из этого? Архип: Как-то он это все говорил: отрывисто как-то, голос
подрагивал, акцент тоже был, кавказский какой-то, но не
сильный, а такой - ну, я не сразу заметил, что он есть, а
только на слове "четырнадцатиэтажка". А потом я этого
такси не видел - оно с другого торца дома стояло, я так
понял, да и мне было интересно скорее до дома допрыгать,
я по пути пивчанского дернул бутылку, и меня чей-то в
голову ударило на стареньком, а тут Саня с Хоботом
ждали. Зануда: Одеты как были? Архип: Hу второго я не видел, водила в какой-то темной куртке, а
тот, что вылезал - в черной кожанке и темных джинсах.
Морды не видел. Там все-таки не очень хорошо освещено,
а я видел все это от двери, там ступеньки еще, дорожка.