Занзабуку

Котлоу Льюис

В Аруше я попрощался с Цезарем и нанял «форда» и шофера, который должен был доставить меня в Додома. Я надеялся сесть там на самолет, летящий на юг, в Северную Родезию.

Я закончил съемки в охотничьем раю. Автомобиль быстро катился по дороге, когда впереди я заметил льва, лежавшего под деревом. Это оказался великолепный, редко встречающийся черногривый зверь.

Лев в одиночестве приканчивал зебру и выжидательно посмотрел на нас, когда мы остановились примерно в тридцати ярдах от него. Небо было облачным, и на таком расстоянии я не мог снимать, особенно пока лев находился в тени дерева, но мы не отважились подъехать ближе. Водитель слишком испугался, хотя в автомобиле он был в безопасности, а я боялся,

что, приближаясь, мы спугнем льва. Может быть, если мы подождем, он из любопытства сам подойдет к нам.

Увидев, что мы остановились, лев вернулся к прерванному обеду. Время от времени он поглядывал на нас, чтобы проверить, ведем ли мы себя по-прежнему тихо. Мы выключили мотор и слушали, как ребра зебры хрустят на зубах льва.

Было ясно, что лев насытился, но не желает оставить слишком много мяса для стервятников, которые кружились все ниже и ниже, иногда приземлялись футах в десяти — пятнадцати от туши и бросали тревожные взгляды на льва и нас.

Полчаса мы стояли на месте, ожидая, пока лев окончит свою ленивую трапезу. В конце концов наше терпение было вознаграждено. Лев медленно поднялся, в последний раз лизнул зебру и нарочно вспугнул двух стервятников. Затем он двинулся к нам. Его брюхо было так набито, что он двигался очень медленно. Я увидел окровавленные пасть и лапы, и на этот раз лев не казался красивым. Но я опустил стекло, навел на льва объектив аппарата и нажал спуск.

Лев пересек дорогу и очень спокойно зашагал по обочине, удаляясь от нас. Я приказал шоферу следовать за львом, чему он с неохотой повиновался. Лев даже не обернулся, когда автомобиль двинулся за ним, и продолжал идти своей дорогой. Освещение было хорошим, и я спешил сделать побольше снимков. Внезапно лев обернулся, раскрыл пасть и, зарычав, широко зевнул.

Мой водитель побледнел и так резко крутанул рулевое колесо, что чуть не опрокинул автомобиль, а я не смог окончить съемку продолжительного рыка-зевка. Я знал, что лев не сердится: после такого плотного обеда лев редко приходит в ярость. Этот лев просто выражал удовлетворение хорошей трапезой, которой он насладился; некоторые люди выражают подобные чувства столь же шумно. Спустя мгновение он продолжил свой путь в пяти ярдах от дороги, и мы некоторое время ехали рядом. Я снимал, пока лев наконец не скрылся в кустарнике.

Я все еще радовался этим «сверхплановым» кадрам, когда наш автомобиль (примерно через час после встречи с черногривым львом) чуть не врезался в группу львов, гревшихся на солнце. Все они — лев, три львицы и львенок — подняли головы и внимательно посмотрели на нас, но не двинулись с места.

«Медленно вперед!» — скомандовал я.

«О нет, нет!» — протестовал шофер.

«Да!» — настаивал я.

Он включил первую скорость, и автомобиль потихоньку двинулся вперед. Львы следили за нашим приближением, но оно, казалось, не волновало их. Я начал снимать через ветровое стекло, но шофер остановил автомобиль в пятидесяти футах от львов.

«Вперед!» — скомандовал я, и расстояние сократилось до двадцати пяти футов. «Ближе», — настаивал я, хотя водитель протестовал. В пятнадцати футах мы остановились.

Львы продолжали спокойно лежать и безразлично созерцать нас — все, кроме львенка, яростно зарычавшего на автомобиль. Остальные, казалось, нисколько не заинтересовались нами; после того как мы остановились, они опустили морды, а одна львица, ленивая и беспечная, смежила веки и задремала. Ее подруга лежала поодаль и не могла как следует рассмотреть нас. Она поднялась и двинулась к нам, хотя и не удостаивая нас взглядом. Я все еще чувствовал себя в безопасности, но из предосторожности убрал аппарат и поднял стекло. Львица прошла мимо, не обратив на нас ни малейшего внимания, и скрылась в кустарнике.

Приободрившись, я приказал шоферу очень медленно подвести

автомобиль вплотную к львам. Против своей воли он сделал это, и мы оказались не более чем в четырех футах от ближайшей львицы. Я опустил стекло и направил объектив прямо на львицу. Когда раздалось жужжание аппарата, она подняла морду и слегка сощурилась, как бы удивляясь происходящему. Ее взгляд был спокойным и дружелюбным, хотя и выдавал некоторую настороженность, и казалось, она мягко улыбалась.

Засняв львов на кинопленку, я достал «лейку» и сделал еще несколько кадров. В конце концов лев встал и направился к кустарнику, остальные последовали за ним. Все они удалились с пренебрежительным видом.

Со временем все больше и больше людей сможет наслаждаться подобными приключениями в огромных африканских парках и заповедниках.

Львы парка Крюгера, подобно медведям Йеллоустона, широко известны своим дружелюбием, и те львы, которых я видел около Найроби, все больше привыкают к присутствию людей в автомобилях. Для охоты на плато Серенгетти, где так много охотников на крупную дичь добыли свои трофеи, требуются специальные разрешения, а львы охраняются особенно строго. И львы, как и все остальные животные, очень скоро поняли, что они в безопасности.

Конечно, иногда спокойное поведение львов вводит в заблуждение некоторых дураков, и они думают, что львы совсем ручные. Люди нарушают правила посещения заповедника, вылезают из автомобилей и близко подходят к зверям. Даже тогда львы чаще всего уходят, но иной раз они могут рассердиться и искалечить надоедливого зеваку. Ведь льву ничего не стоит прикончить человека — одним ударом лапы он может сломать ему шею или выпустить кишки. Для льва человек в автомобиле и человек сам по себе — разные вещи. В некоторых районах львы привыкли к автомобилям больше, чем к людям.

Я уже говорил, что наименее опасные львы — или почти не знакомые с человеком, или привыкшие к его обществу. В последнем случае я подразумеваю львов, привыкших к людям, которые не охотятся на них. Другими словами, это львы, обитающие в парках, заповедниках и контролируемых зонах, где животные находятся под защитой закона.

Но что можно сказать о львах, почти не встречавших человека, все равно «хорошего» или «плохого», с их точки зрения? Некоторые думают, что такие львы очень свирепы и, как только странное незнакомое создание вступит в их владение, немедленно нападают на него. Придерживающиеся такого мнения считают, что львы обладают врожденной свирепостью, на самом же деле это не так. Почти все львы, за исключением отдельных одиноких бродяг или страдающих от зубной боли и тому подобного, не имеют ничего против любого создания. Они не имеют ничего плохого даже против зебр, на которых охотятся; просто этих животных им необходимо убивать для утоления голода — точно так же, как нам необходимо резать телят, чтобы приготовлять бифштексы или ростбифы. Возможно, телята считают людей свирепыми и подлыми созданиями, но ведь мы не питаем зла к телятам. Мы просто бываем голодны.

Когда лев сыт, он совсем неопасен. Самое веское доказательство этого — поведение в таких случаях зебр, гну и другой излюбленной добычи царя зверей. В первой главе я рассказал, как антилопы дразнили льва. И мне еще не раз довелось видеть стада топи, гну, зебр и газелей Томпсона, спокойно пасущихся в семидесяти пяти футах от группы львов. Антилопы даже не выставляли часовых для наблюдения за своими злейшими врагами. Львы насытились, и добыча знала это. Когда львы вставали и бродили около кустов, я видел отвисшие животы, которые замедляли движение зверей. Они не могли быстро бежать, если бы даже и попытались, но, что гораздо важнее, они не желали гнаться за зеброй и убивать ее. Что они стали бы с нею делать? Лев не убивает ради забавы, как это делают многие леопарды. Он убивает, только когда голоден.