Занзабуку
Шрифт:
Двери хижин очень низкие, и мне пришлось опуститься на четвереньки, чтобы заглянуть внутрь. В хижине не было окон, горящий очаг наполнял ее тусклым светом и густым дымом. В дальнем углу замычал теленок, но тут мои глаза защипало от дыма, и я был вынужден прекратить свой осмотр. Я легко договорился с масаями и отправился к Нгоронгоро.
Но об этом речь пойдет дальше, а сейчас мне хочется рассказать об охоте масаев на львов. Именно из-за их способа охоты на этих грозных хищников исследователи и охотники на крупную дичь называют масаев храбрейшими из храбрых. Белые охотники, видевшие в прошлом охоту масаев на львов, клялись, что они никогда не смогли бы проявить такое же мужество, как масаи,
Когда лев задирает корову из стада масаев, они отправляются на поиски хищника, чтобы отомстить ему. Иногда на охоту выходит несколько человек, иногда десяток или больше сбрасывают с себя одежду и идут сразиться с царем зверей. Обычно льва находят в густых зарослях и камнями выгоняют его оттуда. Лев с ревом выскакивает из кустов, масаи бросаются за ним, он поворачивается к своим преследователям, чтобы расправиться с ними. В этот момент охотники окружают зверя и, прикрываясь щитами и держа копья наготове, постепенно стягивают круг. Шаг за шагом они приближаются к зверю.
Когда охотников и льва разделяет десять — пятнадцать футов, он обычно выбирает себе жертву; зверь думает, что, убив одного охотника, он прорвет окружение и спасется. Ударив три раза хвостом о землю, лев прыгает, а масай опускается на одно колено, прикрывается щитом и мечет в зверя копье. Но даже если копье попадет в цель и пронзит льва насквозь, это не остановит его. Тяжелое тело льва сминает щит, и разъяренный зверь рвет охотника когтями. Его товарищи в момент прыжка льва тоже мечут в зверя свои копья, и лев может напоминать утыканную булавками подушку, но охотник, принявший на себя первый удар, получает тяжелые, иногда даже смертельные раны. Остальные охотники, метнув копья, спешат на помощь товарищу и двухфутовыми обоюдоострыми ножами симис рубят льва, пока от него не остается кровавое месиво из мяса и костей. Масаям не нужна шкура льва — им важно лишь убить его.
Счастливые охотники с триумфом возвращаются домой, гордясь полученными ранами и погнутыми копьями. Обычно главный герой дня — охотник, принявший зверя на щит, но иногда его славу затмевает слава другого охотника, совершившего еще более удивительный подвиг. Это человек, схвативший льва за хвост.
Если лев подпускает охотников поближе, один из них кидается к зверю, хватает его за хвост и изо всех сил дергает назад. Остальные масаи в тот же миг мечут в льва копья и бросаются на него с ножами, стремясь прикончить льва раньше, чем тот обернется и сграбастает охотника, тянущего его за хвост. На первый взгляд поступок первого охотника кажется ненужной и глупой бравадой, но в действительности это не так. Если сильно дернуть льва за хвост, это нарушит его равновесие и задержит — хотя бы на несколько мгновений — его прыжок. Конечно, льву нетрудно вырваться из рук охотника, но одной-двух секунд, пока он восстанавливает нарушенное равновесие и приходит в себя после неожиданного и странного нападения, нередко достаточно для масаев.
Много лет никто не снимал охоту масаев на львов, а на цветной пленке, насколько мне известно, эта сцена вообще еще не была запечатлена. Поэтому во время путешествия 1946 года я хотел обязательно заснять ее. Это, конечно, было рискованным делом — если льву удастся прорвать кольцо охотников, он, израненный и преисполненный ярости и отчаяния, бывает опасен, как никогда. А мне, чтобы получить хорошие кадры, придется подойти вплотную к месту схватки, и лев в несколько прыжков может очутиться на мне. В конце концов я решил пригласить для страховки профессионального белого охотника.
Но
В 1954 году я больше надеялся на успех: меня уже лучше знали в административных кругах, и никто не сомневался, что я хочу лишь заснять подлинную сцену охоты. Кроме того, у меня появились влиятельные друзья, способные оказать мне поддержку. Поэтому чиновники в Кении и Танганьике, и ранее встречавшие меня дружелюбно и оказавшие мне содействие, во время моего третьего африканского путешествия были со мной еще более любезны и всегда готовы помочь. Но разрешения заснять охоту масаев на льва я так и не смог получить, хотя в течение всего пребывания в Африке в 1954–1955 годах настойчиво добивался его, пустив в ход все известные мне дипломатические уловки. Мне даже не разрешили поехать в Нарок — район, где разбросано много деревень масаев и обитает много львов. Я обещал ограничиться лишь съемкой танцев масаев, но мне твердо ответили, что Нарок — закрытая область.
Впервые заснять масаев мне удалось лишь в Танганьике. В Мондали, примерно в пятидесяти милях от Аруши, я заснял сцену, даже более волнующую, чем охота на льва, которую мне так и не удалось сфотографировать.
Чиновник окружной администрации Рилей нашел мне переводчика-масая, и я пошел с ним в африканский крааль. Оттуда разослали гонцов к трем вождям масаев с просьбой прийти с воинами к этому краалю для съемок. И вот с трех сторон появились воины. Их пришло раз в десять больше, чем мне было нужно. Это были стройные, высокие мораны с гордой осанкой, большими щитами и длинными тонкими копьями.
Я хотел заснять танцы масаев. В 1946 году мне уже удалось сфотографировать отдельные пляски, но тогда танцоры были без щитов и с дубинками вместо копий. Теперь я мог снять настоящий танец воинов. Масаи казались настроенными дружелюбно, со мной были два опытных оператора, и кадры должны были получиться превосходными.
Из музыкальных инструментов мораны принесли только барабаны. Но зато они звучали без перерыва, и их бой буквально гипнотизировал. Танцоры все больше возбуждались, они самозабвенно махали руками, кричали и с силой откидывали головы назад. Глаза танцоров сверкали буйным огнем, и я невольно вспомнил рассказы о том, как сильно иногда действуют на моран военные пляски. Там, где у масаев отобрано оружие, нередко один вид щита или копья портит им настроение…
Мне хотелось передать в фильме чувства, волнующие танцоров, но я боялся неудачи: масаи плясали кучкой, и зрители увидели бы только па танца, сами по себе не очень красивые, и не поняли бы эмоций, вложенных в каждое движение.
И тут меня осенила одна идея. А что, если отобрать несколько воинов и попросить их, не сбиваясь в кучу, разыграть какую-нибудь сцену, которая не хуже танца пробудит их воинственный дух? Тогда мы получим великолепные кадры! Вероятно, инсценировка атаки на воображаемого врага будет именно тем, что мне нужно! Подозвав переводчика, я спросил вождей, не будет ли вид моранов, бегущих на врага, высоко подняв копья, противоречить действительности? Нападают ли масаи на противника таким образом? Вожди с улыбкой уверили меня, что картина будет полностью достоверной, и окружавшие нас мораны поддержали их.