Запад глазами монастырей
Шрифт:
— Запад выдвинул тему психологии. Однако она посвящается болезненным отклонениям. Более того, строится психология как наука, то есть по законам ума. Это обрекает её на недееспособность к тренировкам психических и эмоциональных окрасок. К психологам и психиатрам обращаются только больные люди.
— Как же люди Запада практикуют эмоции? Как они управляют состояниями психики и духа?
— Эмоции брошены на самотёк. Первоначально для этого использовали органы непосредственного восприятия. Были художники, композиторы, они развивали ароматы, вкусовую гармонию, для тела были физическая культура и балет.
— Вы перечислили направления для зрения, слуха,
— Осязание поставлено в стихию ласк мужчин и женщин и полового наслаждения. Качественно трудились только художники и композиторы. Они вывели слух и зрение на уровень искусства.
— Они стали видеть сквозь стены?
— Нет, — засмеялся Дон Мен.
— О каком тогда развитии речь?!
— Для Запада и это было не долгой вершиной. Тут на поле сознания у людей Запада выступил ум. Живопись и музыку стали обосновывать. Появились искусствоведы. Они нанесли окончательный удар по непосредственному восприятию. Параллельно стала наращивать темпы наука. В ней скопились служители только законов ума.
— Они освоили законы ума?
— Нет. Я же сказал «служители». Слуга всю жизнь может прислуживать благородному человеку, но так и не ощутит, что такое благородство.
— Значит, ум опередил и погасил возможности органов непосредственного восприятия?
— Мир ума серьёзнее, чем вы себе можете представить. Он превращается в естественное поведение людей Запада. Например, в уме есть иерархия. Это — свойство линейного наращивания, которым живёт ум в себе. Каждый человек Запада, инстинктом ума, стремиться устроиться в более почётное место. Так как искусство питало людей гармонией, то для служителей ума оно перестало быть только средством, а превратилось в ценность. Тут же в искусство ринулась толпа бездарных и алчущих людей. Эта толпа, с наращиванием из года в год, растоптала талантливых.
— Вы, почтенный Дон Мен, считаете себя учеником мира ума, но уже увидели гибель источников жизненных сил и физиологических родников у людей Запада. Куда смотрят их мастера и учителя? Разве они желают зла своему народу?!
— Я вынужден повторить, что их учителя были и есть из числа служителей мира ума. Законы ума они не знают…
— Почему? Они же мастера ума.
— Позволю уточнить. Они мастера «в уме», но не мастера ума. В произволе, а не в поле их внимания находятся свой ства, дхармы ума. Они скрыты для осознания этих мастеров. Но что касается материала ума, то здесь идёт чёткий процесс. Как паук плетёт сеть в любом месте, так и ум этих мастеров плетёт сеть пониманий в местах приложения ума. Паук не ведает, откуда и как вытекает нить. Он ею пользуется. Он — мастер паутины. Мастеров «паутины» ума уважают. Они имеют звания профессоров, докторов, академиков и других рангов.
— И это всё!
— Нет, это наращивается год за годом. Теперь оно разлилось глубоко в самих инстинктах людей Запада.
— Как такое может войти в инстинкт?
— Раболепием и насилием. Это одно и то же свойство линейности ума, то есть его вида — иерархии. Кто выше, тот инстинктивно диктует свои понимания от имени народа. Кто ниже, тот преклоняется перед авторитетом. Так раб, в зависимости, от ситуации, может стать деспотом.
— Что для них святое?
— Кто видит мир через призму, тот всегда преломляет изображение. Призмой у людей Запада являются инстинкты мира ума. Поэтому было преломлено искусство так, что насилие стало темой. Преломлена и религия. Верующих называют рабами Господа. Перед этим вседержителем воспитывается беспрекословное поклонение.
— Разве они не знают, что «поклонение» это качество.
— Да, в своих проповедях, наставники Запада, практикуют у паствы качества. Но они сами из мира ума, поэтому действуют инстинктом и искренно верят во благо своих дел. Поэтому, они берут темой, например, Иисуса Христа и преподносят его качествами и средствами ума. А так как паства сама из мира, ума, То покорно воспринимает своё, но в призме иерархии.
— Я знаком с учением Иисуса из Назарета, то есть Иисуса Христа — сказал один из монахов. — Это учение совпадает с нашими духовными заповедями. В нем нет иерархии. Как раз напротив, Иисус говорит: «Кто выше всех вознесётся, тот ниже всех станет». На таком не воспитаешь раболепие или деспотизм.
— Это для вашей «призмы» восприятия, учение Иисуса светит духовным содержанием. Но призма ума делает своё дело. Церковь всецело построена на иерархии. Что ещё вы находите у Иисуса?
— Он видит непреодолимое препятствие для тех, кто отдаёт предпочтение не только людям, но и ценностям: «Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому достигнуть Царства Небесного».
— Какое отношение у Иисуса к непосредственному?
— «Блаженны нищие духом», «Кто не потеряет свою душу во имя меня, то не спасётся».
— Не воспринимается ли вами в последнем высказывании уничижение других, или пуганье? — продолжал вопрошать Дон Мен.
— Нет. Напротив…
— Вот вам пример, — сказал Дон Мен. — Знакомство с учением зависит от призмы восприятия. Нет абсолютного учения. Одно и то же учение воспринимается искренне, но противоположно. Так же, как этот монах учение Иисуса Христа воспринял Лев Николаевич Толстой. Он увидел созидательность в самом учении Иисуса и противоположные качества, пропагандируемые наставниками в церкви. Иисус говорит «не клянитесь», он считает иерархию препятствием. «Любите врагов ваших, молитесь за врагов ваших и благословляйте врагов ваших». На деле церковь предала Толстого анафеме. Велика сила мира ума! А, ведь, Толстой был даже не враг учению Иисуса Христа.
— Мы отклонились от главного, — вмешался наставник. Улей пчёл складывается из свойств каждой пчелы. Муравей ник гармонично существует лишь за счёт свойств отдельных муравьев. Кто занимается развитием духовности, эмоций и психических переживаний в среде индивидов Запада? Кто следит за этим?
Вместо ответа Дон Мен оторвался от пола монастыря и растворился. Монахи восприняли это как знак достаточности. Они знали, что Дон Мен — мастер меры. Переход через меру ведёт к упражнению в патологии.
Остался некоторое время неподвижным лишь тот монах, который повис в воздухе. Он ничего не понял из того, что тут говорили. Он чувствовал состояния не только Дон Мена, но и каждого монаха. Он следил за волнами и переливами этих состояний и лишь изредка отмечал деструктивный ход у того или иного из присутствующих. Он поднялся в воздухе и переместился к месту, где сидел Дон Мен. Затем взял волчок, пустил его во вращение и повесил в воздухе. Но Дон Мен умел ещё и думать…
Дон Мен появился далеко за стенами монастыря возле говорливой и дружелюбной речки. Вода нежной вуалью обкатывала камни. От реки веяло свежестью. Дышать стало легко. Началось раскрытие. Дон Мен уже знал, что упражнение в уме ведёт к закрытию. Дыхание угнетается. Чувствительность в восприятиях падает. Эмоции угасают. Переход через меру в закрытии смещает физиологические процессы. Не только отмирают эмоции, но и организм стареет. Это и есть практика механических людей Запада.