Западня для князя
Шрифт:
— И тебе, Егорша. Давно тебя не видел. Зачем приехал?
— По княжьему делу. Прочти, он сам пишет. — Георгий протянул старосте одну из спасенных грамот.
Савелий подошел к окошку, чтобы было лучше видно. Было заметно, как шевелились его губы, когда он читал.
— А что тут делают басурмане? — спросил сотник.
— Татары раньше тебя приехали. Начальник у них — Рушан-бек. Злой человек, заносчивый. Все выспрашивает про смерть их численника.
Георгий пожал плечами:
— У меня охранная грамота князя.
Савелий покачал головой:
— Не будет он
Сотник нахмурился.
— Знаю, — произнес он, — то-то и беда. Придется время тянуть.
— А чего ждать-то будем? — спросил староста. Было видно, что все происходящее он воспринимает как должное. Разговор его нисколько не взволновал.
— Воли Божьей, — ответил сотник, — а к Рушану я все же схожу.
На следующее утро Георгий, прочтя утренние молитвы, привел в порядок потрепанную в дороге одежду, взял оружие и пошел к шатру Рушан-бека. На этот счет князь дал ему четкие указания. Однако действовать надо было осторожно. На Руси даже с малой дружиной татары чувствовали себя хозяевами, а уж с сотней воинов бек наверняка ощущал себя полновластным господином.
Хотя управление по-прежнему осуществлялось князьями, ханы постоянно вмешивались во внутреннюю жизнь княжеств, чинили смуты, начинали усобицы. Князю выдавали ярлык на княжение, а при случае могли его и лишить. Даже гордый князь Георгия — Даниил Галицкий в конце концов был вынужден просить у Батыя разрешения княжить в своей вотчине. Злее зла честь татарская!
Подати русских земель были многочисленны. Бралась десятинная дань, поплужная, с подвод, пошлина с мостов, с доходов и еще много чего. И чтоб никто не уклонился от уплаты дани, удумал хан провести перепись людей, населявших княжество. Так на Руси и появились баскаки-численники, которые делили население на десятки, сотни, тысячи и тьмы. Тех, кто не мог заплатить, подвергали различным наказаниям.
Смерть ордынского численника могла повлечь большие осложнения для княжества. Поэтому так важно было уладить все мирным путем.
Не обладая врожденным хитроумием, Георгий чувствовал себя неуютно у шатра бека. Единственное преимущество, которым он обладал, было то, что он знал их язык. Это умение он приобрел, пока находился в плену. Языки вообще легко ему давались. Предки его матери были с берегов Дуная, и она успела его научить основам своей речи.
Дорогу сотнику преградил нукер, стоящий на часах.
— Куда идешь, урус? — спросил он на ломаном русском.
— Проводи меня к беку, у меня для него грамота от князя, — невозмутимо ответил сотник.
Татарин окликнул другого нукера внутри шатра и передал ему слова сотника. Прошло пять, затем десять, двадцать минут. Ответа не было. Сотник продолжал стоять у входа, из последних сил делая вид, что ничего необычного не происходит. Через полчаса, видимо убедившись, что русский не уйдет, сотника позвали.
Внутреннее убранство шатра было обыденным. Никаких украшений,
Рушан-бек сидел на небольшом возвышении, однако находился выше стоящих и тем более лежащих.
Вошедший с сотником нукер показал, что нужно пасть на землю перед беком. Однако класть земные поклоны Георгий привык только в церкви и ограничился просто поклоном. Бек ничем не выразил своего недовольства, но сотник почувствовал напряжение, сразу возникшее между ними. Тогда Георгий обратился к нему по-русски. Сразу раскрывать свое преимущество он не хотел. Бек знаком прервал его речь, показав, что не понимает, и велел позвать переводчика. Сотник был почти уверен, что бек говорит по-русски ничуть не хуже, чем он по-татарски. Однако терпеливо ждал, пока приведут переводчика. После этого ему пришлось повторить всю речь от начала до конца.
— А теперь, как посланец князя Даниила, я должен передать грамоту, — продолжил он.
Рушан-бек хмуро протянул руку к письму князя и, не бросив на него взгляда, передал переводчику. Тот, долго подбирая подходящие слова, начал его читать. Во время чтения на лице бека ничего не отразилось. Когда переводчик, пыхтя и запинаясь, окончил чтение, повисло молчание.
Георгий ждал. Татарин из-под нависших бровей смотрел на него. Сотник сохранял невозмутимость. В этот момент душа его парила высоко, как птица. Он был спокоен.
— Так это тебя послали найти виновных в смерти мурзы Усмана, — впервые обратился он к сотнику.
Хотя Георгий понял каждое слово, однако он вопросительно посмотрел на переводчика. Тот неохотно перевел.
— Да, — ответил сотник, — князь наделил меня такими полномочиями…
— Мы не нуждаемся в вашей помощи, — резко сказал бек, — моя сотня сама покарает виновных.
Георгий похолодел. Перед его глазами тут же встала до боли знакомая картина умирающих в дыму пожарища людей, но он взял себя в руки и твердо ответил:
— Князь сам может наказать убийц на своей земле. Ведь у вас непринято для исполнения приговора посылать целую сотню воинов?
Бек вспыхнул. Его взбесило невольное сравнение его воинов с палачами. Он вскочил.
— Мы выступим завтра! — крикнул он. — Мы предадим огню все деревни на расстоянии дня пути от места гибели численника и его отряда. Мы заставим вас, проклятые урусы, бояться и уважать нас! Вон!!!
Сотник молча развернулся и вышел. Он знал, что исход разговора был предрешен заведомо.
«Завтра. Непоправимое случится завтра. Только бы князь успел! Только бы князь успел!» — думал, да почти молился он. Этого нельзя было допустить.
На следующий день бек не выступил. Савелий выполнил свое обещание. Сборы у татар проходили из рук вон плохо. Пищи было недостаточно. Кони внезапно ослабли и были неспособны к походу. Рушан-бек подозревал потраву, но все же не посмел выместить свою злобу на местных жителях, что было хорошим знаком. Георгий больше к нему не ходил. Он надеялся только на то, что за месяц до отъезда сотника верный человек князя отправился в Орду, а сам Даниил — в Польшу, просить помощи.