Западня
Шрифт:
— Не сомневаюсь!
— Доказательства?
— Вчера я опять видел его едва ли не в ста шагах1
— В ста шагах?
— И при этом лицо его было освещено!
— Это очень важно, Баткин, постарайтесь его описать
— Думаю, шариф, это был Черный Джок.
Челюсть Партера поехала вниз, и из уголка рта потекла по подбородку тонкая струйка вина.
— Ты спятил,— хлюпнув горлом, выдавил старый воин,— Черного Джока убил этот псих Катль, ты помнишь...
— А только говорят, что Джок воскрес и прячется в Волчьих Холмах,— упрямо сказал фермер.
— Заткнись! — взревел шариф, опрокидывая графин и кружку.— Я
Несчастный Баткин отпрянул, едва не упав с лавки.
— Да не я это придумал, шариф, видит Митра, не я,— забормотал он растерянно.— Стайв это, брательник двоюродный, он это решил, не сносить мне зубов до осени! Он этого парня возле сарая приметил, тот стоял себе под фонарем и зубы скалил. Стайв поднял тревогу, люди повыскакивали и бросились в погоню. Вор перемахнул ограду, там его конь дожидался, и махнул к Волчьим Холмам. Ребята мои за ним, и уже почти настигли, клялись, что видно было, как бешено тот скачет, но потом он вдруг так резко прибавил, что и след простыл. А только Стайв клялся матерью, что признал в скакуне Ситца, лошадь Черного Джока.
Ну, я, конечно, разозлился и поговорил с брательником. Словом, решили мы подстеречь черноволосого, кто бы он ни был, и устроили засаду на склоне. Слышим — спускается. Стайв на него прыгнул и почти что сбил с лошади, да гад этот кулаком ему так в лицо саданул, что разделал как отбивную. Мои парни на коней — и за черноволосым... Куда там: он рванул прямо в холмы и, зуб отдам, словно растворился в темноте.
Подхожу я к брательнику, он на земле сидит, нос зажимает и говорит мне: «Слушай, Бат, а ведь это Черный Джок был, не иначе...»
Шариф гулко захохотал. Потом велел жене принести еще один кувшинчик. Наполнив кружку и отхлебнув, спросил Баткина:
— Не помер брательник-то?
— Да нет,— ответил фермер, довольный, что вспышка шарифского гнева, кажется, миновала.— Чего ему сделается. Только губы стали что у коровы.
— Если так звездануть, не то что Черный Джок, сам Мардук может привидеться,— сказал Партер.— Но ты говорил, неизвестный преступник покушался на твою жизнь. Это как же?
— А волка подослал,— поежившись, молвил фермер.
Лицо тарифа приобрело цвет хорошо выбеленного полотна.
— Волка?
— Здоровенный волчина, белый. Никому не говорил, но вам, шариф, все поведаю. Стайв считает, что это волколак, а оборачивается им сам Черный Джок. Пошел я давеча по малой нужде, а он сидит. Я штаны расстегнуть не успел, да так и обомлел: руки опустились, стою ни жив ни мертв. А тварь сия (храни Митра наши души!) подходит и берет меня за причинное место зубами. И вижу глаза чудовища — бездонные, и искры в них полыхают... Подержал несильно, отпустил и был таков. Но что с вами, шариф? Мирта! Мирта! Шарифу плохо!
На вопли фермера в столовую вбежала жена Партера в сопровождении щуплого невзрачного человечка в сером балахоне и круглой шапочке. Шариф, закатив глаза, сидел, откинувшись на спинку кресла, усы его уныло обвисли, по щекам ползли зеленоватые пятна.
Серый замухрышка принялась отпаивать Партера стойкой из граненого флакона, который он извлек из кожаной сумочки, висевшей на груди. Шариф застонал и открывая глаз.
В этот момент от входа послышались шум, возня не внятные восклицания, потом дверь распахнулась, и на пороге возник рыжеволосый великан в полном боевом вооружении. С трудом уместив длиннющее копье поперек комнаты, исторгая удушливый запах чеснока, пришелец ударил себя в грудь и, обращаясь к бесчувственному телу шарифа, возгласил:
— Гуго Пудолапый пришел убить оборотня! Он бросит шкуру чудовища к ногам достойного Партера и избавит Тандхару от ужаса темных сил!
Хотя свидание с тарифом откладывалось, Бэда Катль не особо о том сожалел. Многое он услышал из-за створок дверей, немало интересного увидел, приникая глазом к замочной скважине. Казалось, большой сбор назначен сегодня вечером в резиденции головы Либидума.
Не успел Гуго Пудолапый опорожнить наполовину ведерную братину, закусить доброй бараньей ногой и перекинуться с очнувшимся хозяином парой словечек, как со двора снова постучали, и слуга впустил двух живописных малых: смуглого горбоносого мужчину, чей облик хранил остатки былой надменности, свидетельствовавшей о высокородном происхождении, и жилистого светловолосого проныру, перетянутого широким ремнем, на котором красовалась изящная гирлянда разномастных зубов — волчьих и пиктских вперемежку.
Завидев парочку, Гуго зарычал и потянулся к мечу, подпиравшему рукоятью потолочную балку, но был столь стремительно заключен в горячие объятия и расцелован в обветренные щеки, что прослезился и сжал протянутые ему руки так, что у новых гостей затрещали кости.
— Нергал с вами,— пробасил великан,— уж коли я вас признал, убивать не стану. Ты, Гарчибальд, и ты Гриб,людишки хоть и хворые, но не совсем пропащие. Да и достойный Партер, думаю, не одобрил бы нашей ссоры.
— Истинно так, почтенный Гуго,— заверил шариф, старавшийся держаться подальше от Пудолапого с его чудовищным чесночным запахом.— Чего нам ссориться, коли дело, собравшее всех под этим кровом, касается всех нас
— Волк,— сказал Гуго, набивая рот очередной порцией жареного мяса.
— Волколак,— поддакнул Пленси, принимая из рук хозяйки полную кружку.
— Проклятый оборотень, достойный уничтожения,— заключил Гарчибальд Беспалый, подозрительно глядя на бледного фермера.
— Это Баткин,— поспешил представить сробевшего боссонского земледельца шариф, перехватив взгляд барона.— Достойный фермер, чья усадьба стоит аккурат возле Волчьих Холмов. Не далее как перед вашим приходом он рассказывал о волке, появившемся на его дворе несколько дней назад...
— Пробовал осиновое древко с серебряным наконечником? — спросил Гарчибальд.
— Или лапку кролика, убитого на кладбище в полнолуние? — вставил Пленси.
— Горбуном,— добавил Беспалый.
— И непременно чтобы волосами рыжей девственницы,— уточнил барон.
— Ну, можно и не рыжей,— солидно заключил Скурато.— Но лучше рыжей.
— Нет ничего круче чеснока,— пробасил Гуго, сплевывая на стол плохо пережеванный хрящик.— Поверьте старому охотнику на волколаков.
— С каких это пор ты записался в их ряды? — осведомился Гарчибальд.