Западня

Раабе Мелани

19

Нет, я не нажимаю на курок. Я держу пистолет, он направлен на Ленцена, рука дрожит, но я не нажимаю на курок. Я поклялась себе не нажимать на курок. Использовать пистолет только как средство устрашения. Я человек слова, а не пули. Оно давалось мне долго и трудно, это решение – приобрести пистолет, но в конце концов я поняла – без него не обойтись.

Что, собственно, и подтвердилось.

Я не нажимаю на курок, но пистолет одним своим видом подействовал на Ленцена так, словно я уже выстрелила. Он окаменел, он словно мертвый. Смотрит на меня пустыми глазами. Крепче сжимаю рукоятку, пистолет оказался тяжелым. Смотрю на Ленцена. Он смотрит на меня. Прищурился. Прикидывает. Ситуация развернулась на сто восемьдесят градусов.

– Господи, – говорит Ленцен, и голос его дрожит. – Он что, – судорожно сглатывает он. – Он что… настоящий?

Молчу. Я больше не намерена отвечать на вопросы. Настал роковой час. Время для чистых элегантных решений с помощью ДНК-тестов и добровольных признаний прошло. «Роковой час» – не для красного словца. Я готова «замарать руки». Больше никаких перебранок. Никаких игр.

Ленцен с поднятыми руками сидит напротив меня.

– Во имя всего святого! – говорит он. Хрипло. Сипло. – Не понимаю, что здесь… – Он запинается, умолкает, пытается взять себя в руки.

На лбу выступил пот, вижу, как поднимается и опускается грудь, как тяжело он дышит. Ленцен выглядит абсолютно подавленным. Похоже, ему даже в голову не приходило, что я могу быть вооружена. А мог бы предусмотреть и такой вариант, когда собирался в дом к женщине, чью сестру убил! Искаженное неподдельным испугом лицо Ленцена раздражает меня. А что, если?..

Отметаю все сомнения. Ленцен покинет этот дом, только сознавшись в убийстве, – другого выхода просто нет.

Вспоминаю, чему научилась у доктора Кристенсена. Рейд-методика допроса. Вогнать его в стрессовое состояние. Измотать бесконечными вопросами. Жестко требовать четких ответов. Чередовать вопросы банальные, невинные с неожиданными, провокационными, действующими на психику. Представлять фальшивые доказательства. Шантажировать, угрожать – все средства хороши.

Давить. Изматывать. Давить и изматывать. Время от времени предлагать выход – признание. Давить и изматывать. И наконец – сломать.

Но для начала проверить, нет ли у него оружия.

– Встать! – командую я. – Быстро!

Он подчиняется.

– Снимите пиджак и положите на стол. Медленно.

Делает, что говорю. Не спуская с него глаз, беру пиджак. Ощупываю левой рукой, правой держу пистолет. В карманах – ничего. Опускаю пиджак на пол.

– Вынимайте все из карманов, только медленно.

Вынимает, кладет на стол зажигалку. Неуверенно смотрит на меня.

– Повернитесь!

Поворачивается. Не могу заставить себя ощупать его, но вижу, что ни в брюках, ни за поясом оружия нет.

– Подвиньте ко мне сумку, – приказываю я. – Медленно.

Он берет сумку и двигает в направлении ко мне. Поднимаю ее, осторожно открываю, проверяю – ничего, кроме безобидных пожитков. Он безоружен, но это ничего не меняет. Если что, он прикончит меня и голыми руками. Крепче сжимаю пистолет.

– Сядьте.

Он садится.

– У меня есть к вам несколько вопросов, – говорю я. – Надеюсь, вы на них честно ответите.

Ленцен молчит.

– Вы меня поняли?

Кивает.

– Отвечайте! – кричу я.

Он тяжело сглатывает подкативший к горлу комок.

– Да, – выдавливает он из себя.

Изучающе смотрю на него. Оцениваю величину зрачков, цвет лица, частоту пульса по вене на шее. Он, конечно, крайне испуган, но вполне в себе. Отлично.

– Сколько вам лет?

– Пятьдесят три.

– Где прошло детство?

– В Мюнхене.

– Сколько лет отцу?

Он смотрит на меня с неподдельным изумлением.

– Это мы можем опустить, – говорю я. – Вы знаете, почему вы здесь?

– Да, пришел брать интервью, – дрожащим голосом отвечает Ленцен.

Он говорит так, будто понятия не имеет, что я имею в виду.

– Хотите сказать, что не знаете, почему я выбрала для интервью вас? Именно вас?

Он смотрит на меня так, будто я спрашиваю его на совершенно непонятном языке.

– Отвечайте! – рявкаю я.

Ленцен вздрагивает, словно испугавшись, что в случае неверного ответа я выстрелю.

– Вы сами сказали, что выбрали меня потому, что цените меня как профессионала, – отвечает он, стараясь говорить как можно спокойней. – Но постепенно я начинаю понимать, что истинная причина была не в этом.

Зачем он продолжает делать вид, что ничего не понимает? Это бесит меня настолько, что приходится взять паузу, чтобы совладать с собой. Ладно, думаю я, как хочешь, дело твое.

– Хорошо, – говорю я. – Повторим пройденное. Сколько вам лет?

Он не отвечает сразу, и я повожу пистолетом.

– Пятьдесят три, – говорит он.

– Где прошло детство?

– В Мюнхене.

Он старается смотреть на меня, а не в ствол направленного на него пистолета.

– Вы один ребенок в семье?

Но у него это не получается. Не смотреть.

– У меня есть старший брат.

– У вас хорошие отношения с родителями?

– Да.

– У вас есть дети?

– Послушайте, вы меня уже обо всем этом спрашивали! – он старается говорить как можно спокойней. – Что происходит? Это розыгрыш?

– Это не розыгрыш, – говорю я и немножко приподнимаю пистолет.

Глаза Ленцена чуть расширяются.

– У вас есть дети? – спрашиваю я.

– Дочь.

– Как зовут вашу дочь?

Он медлит. Чувствую, как он внутренне напрягается.

– Сара.

– Ваша любимая футбольная команда?

Чувствую, как у него отлегает от сердца, когда я оставляю в покое его дочь. Отлично.

– «Мюнхен 1860».

Пора вмазать ему под дых.

– Вам нравится доставлять людям боль?