Запах цветущего кедра
Шрифт:
— Готов, но за мной сейчас придёт конвой, — Вячеслав показал скованные руки. — Видите?
— Не придёт!
— Почему?
— Вот посмотрите! Только не принимайте меня за сумасшедшего! Они сейчас заняты, им не до вас.
— Поможете снять наручники?
— Помогу, — охотно согласился он. — Но сейчас бежать пока рано.
— А когда можно?
— Я скажу... У вас есть инструмент?
— Откуда? Вот вилка есть.
Сорокин осмотрел её, вставил целые зубья в щель между дверью и косяком, отломил их и подправил крючок на оставшемся.
— Давайте ваши кандалы! Я буду говорить о
— Читал вашу книгу...
Сорокин замахал руками.
— Забудьте, если даже читали! Это всё — бред, глупость. Меня заставили писать вздор. А больше писали за меня, даже не показывали. Создавали бренд! И псевдоним придумал не я. Но всё по порядку. Сегодня на Гнилой Прорве был пожар! Сгорел лагерь, где жила община. К счастью, обошлось без жертв. Разве вам не сказали об этом?
— Нет. Снимайте наручники!
Он стал ковыряться в замке.
— Скрыли. Они скрыли! Это чтобы вы не волновались за своего человека. Можете проверить, позвонить и спросить. Заодно убедиться, что разговариваете не с больным. Не с сумасшедшим! У вас же на Гнилой есть товарищ?
— Есть!
— И беспокоитесь за него?
— Конечно! Только позвонить не могу, наверное, села батарея.
— Но вы же видели — эти солдаты, милиция... Они при ехали с пожара! От них пахнет гарью, дымом!
— Верно, — встрепенулся Колюжный, вспомнив усталый ОМОН в кафе. — Я ещё подумал: как фашисты.
Гость не давал говорить, но и про наручники теперь не забывал.
— Они и есть фашисты! — с жаром продолжал он. — Но оставим, это они, как всегда, исполняли приказ. Я навёл справки ещё в Москве. И убедился: вы единственный разумный человек, способный выслушать меня, понять и помочь. Все остальные — сумасшедшие! Вы заметили, сколько сейчас людей, лавирующих на грани безумия? И это всё потому, что нет веры! А легковерного человека несёт, как сор. Да, я хочу сказать о другом! Я не могу больше оставаться здесь, Но решительно не к кому обратиться за помощью. В Усть-Карагаче даже адвоката нет! Человека некому защитить!
Он делал паузы и, казалось, в это время сглатывал под ступившие слёзы, стараясь при этом держаться мужественно. И в одной из пауз замок наручников щёлкнул и дужки разошлись.
— У вас отняли бизнес? — участливо спросил Вячеслав, забирая у него вилку. — Второй открою сам.
— Отняли, да. А теперь ещё и сожгли базу на Гнилой. Всё сгорело! А Распутин вынуждает меня вернуться на Гнилую Прорву!
— Кто?
— Распутин! Григорий Ефимович! Колюжного передёрнуло от знакомого уже детского, затаённого страха: генерал из ЦК и в самом деле был точной копией образа придворного «старца»! Эдакого киношного образа, который сложился и существовал в воображении как полузабытый сон, оставив лишь неуловимое его послевкусие. Вот на кого похож!
— Но ведь он только рядится под Распутина, — Вячеслав потряс головой. — Он же не настоящий. На самом деле это генерал...
— Самый настоящий Распутин! — горячо перебил Сорокин. — Перевоплощённый и бессмертный! И заметили: хромой! А это печать дьявола.
—
— Я знаю его семь лет, и всё это время он припадает на одну ногу.
Колюжного словно колким ветерком обдало: Сорокин источал безумие. И этот больной, шизофренический бред показался липким, навязчивым, ввергал в некое оцепенелое состояние прострации.
Вторая клешня наручников, однако же, распалась сама. Он поднял браслеты, сложил и спрятал в карман.
— Я предупреждал: некоторые вещи очень трудно понять и принять, — забухтел гость, — особенно непосвящённому... Настоящий Распутин не убит. Вернее, даже не так... Его и в самом деле стреляли, травили ядом и топили. Но энергия варисовела делает человека бессмертным! Настаёт час — и он является вновь. Это придумал не я! Это есть в архиве моего прадеда. Алфей Сорокин написал царю: сообщил, откуда взялся, откуда пришёл Распутин. Царица не поверила. А Григорий Ефимович тайно прожил несколько лет на Карагаче у молчунов. И ему позволили читать Стовест. Тогда книга ещё была... А всякий, кто прикоснулся к знанию будущего, обретает энергию варисовела. Но неспособен получать её из пространства! Молчуны надеялись, что он донесёт императору откровения. Но Распутин возомнил себя пророком! И устроил шабаш при дворе, потому что был простой мужик и никогда не принадлежал к толку огнепальных. Теперь он воплотился и опять пришёл ко двору, голодный и злой, напитанный губительной энергией чишовела.
Под его монотонную, но знобящую речь Колюжный зашёл в ванную, умылся холодной водой, но липучий бред не смывался. Сорокин пристроился рядом и продолжал говорить, как будто монотонно читал свою ненаписанную книгу — на одной ноте.
— Варисовел позволяет перевоплощаться, обретать тело, но каждый новый его клон лишён прежних знаний. И потому будет искать их! У него в программе записано — истины существуют! Молчуны понимали это и нашли иной способ сохранения истин Стовеста. Они переложили вещие знания в иную форму и сотворили Сорокауст. Теперь так называют Книгу! Она вложена в сорок уст. И вот этого как раз я и не могу, не имею права объяснить воскресшему Распутину! Мне надо исчезнуть! Но прежде избавиться от этой женщины!
— При чём здесь женщина? — чувствуя некое отупение, спросил Колюжный.
— Да, простите. Она мучает сознание, — Сорокин помаялся, словно от зубной боли, и наконец-то подобрал слова. — Мы были партнёрами! Но разошлись во взглядах... Она меня пытала! Устроила террор! Вы знаете, что такое распятие по-сибирски? Это когда жердь проталкивают в рукава... Впрочем, вам и не нужно знать. Сейчас волнует другое: кто поджёг лагерь? Какой смысл? Чтоб мне не досталось — глупо. Я и не собираюсь возвращать имущество. Неужели всё-таки она?!
— Кто — она? — с трудом улавливая смысл, спросил Колюжный.
— Женщина! Здесь есть такая женщина. Евдокия!
— Сысоева?
— Сысоева! А кто ещё? Кому выгодно? Уверяю вас: она — самая настоящая террористка. В Канаде поджигала школы. Да, ещё будучи подростком! Это она спалила дом вождя! Ради бога, только не подумайте: я не сумасшедший!
— И она в международном розыске?
— Да, Распутин сказал: разыскивает Интерпол. Дом вождя она сожгла давно, в отрочестве. Я это хорошо помню.