Запах денег
Шрифт:
Главное, о нем говорили!
Толковали взахлеб.
Телевизионная программа “Время” помещала новости о кульбитах Стёпы перед повествованиями о президентских вояжах. “Голос Америки” назвал его наследником батьки Махно. “Голос Ирака” — шахидом, подрывающим устои неверных изнутри.
Степан на первых порах стеснялся оголтелой славы, а потом попривык и вошел во вкус. Когда средства информации замолкали о нем на пару часов, он явно тосковал и кусал ногти.
Ошеломительные гулянки изобретать
Ткнулась Олечка мордой перед алтарем с мясной миской, смежила очи, скрючила лапки.
Лежит словно экспонат в зоологическом музее.
Как жить дальше?
У Стёпы похолодело сердце.
Гулять сразу бросил.
Без Оли скоморошествовать не было ни сил, ни желания.
Принялся за привычный труд. Сколотил подрамники, натянул холсты.
Стал живописать и чуть не взвыл с тоски. Лезут какие-то помойки, вшивые бомжи, милиционеры-оборотни, отрыгивающие зернистой икрой олигархи-живоглоты… Вся современная нечисть.
Заперся Стёпа в мастерской, никого не пускает.
Пробовал вискаря за воротник принять, но как глянет на подоконник, на сияющую светом мудрости княгиню Ольгу, так с души воротит.
Друзья, поклонники, козырные критики звонят-трезвонят, просят рассказать о текущих планах.
Опять жена Светлана и любовница Люська нарисовались.
Стёпа отключил телефон…
А потом не выдержал, яростно соскучился по люду, не будешь же вечно лицезреть распростертую муху, связался с друганами, коллегами, зазвал домой.
Те сразу бросились к новым, в помоечном стиле холстам, и пошли ахи да охи.
Гениально! Наконец-то! Фундаментально! Гоголевская шинель!
От похвал Стёпа порозовел.
Сразу жить захотелось, пить и есть, целовать упоительных женщин.
Коллегам и корешам он налил вискаря, себе — кефира.
Новые поклонники в один голос:
— Выставка в Манеже! Срочно!
Выставка удалась на “ять”.
Народ, чтобы взглянуть на Лапина, готов был снести милиционеров и дубовые двери.
Критика застыла с кривой ухмылкой, а потом кувырком хвалить. “Горечь истины”. “Триумф беспощадности”. “Микеланджело нашего времени”.
Стёпа в мастерской подходил к окну и тревожно вглядывался в почивающую княгиню Ольгу.
Дело-то к апрелю. Пора проснуться…
И она воскресла!
Лениво подергала лапками, перевернулась вниз брюшком, почесала височки, потрясла жемчужными крыльями.
— Оленька! Родная! — забегал вокруг нее Стёпа. — С добрым утречком!
А муха молчит, ни гу-гу.
— Хоть полсловечка! — помертвел Степан.
Оленька взлетела, спикировала к своей мисочке, принялась подбирать крошки.
— Я тебе мясца порежу! — всполошено побежал на кухню Степан. — Поешь и заговоришь! Как же!..
Но муха не заговорила ни в апреле, ни в мае.
Наступило лето.
Чтобы не рехнуться, Степан работал как угорелый, но в какой-то нервной, синкопированной манере.
То счастливых рыбаков живописует, то горемычных бомжей с портвешком “ 777” у вокзального костра.
Слава не убывала, картины раскупались влёт, а критика его из-за эстетических шатаний нарекла русским Ван Гогом.
Стёпа ходил черный, как хохлацкая ночь.
Однажды не вытерпел, налил до верху стопарь вискаря, сделал жадный глоток, а муха Оленька спикировала ему на плечо и хрустальным голоском:
— Не пей! Давай лучше попробуем рисовать в свежей манере!
Стёпа швырнул в угол стакан, да и в озорную присядку по мастерской.
Раз-два! Раз-два!
Застоялась кровушка! Застоялась родимая!
А мы ее разгоним.
Вот так! Вот этак!..
Оленька! Очнулась, родная!
Капсула 19. ЧЁРТОВА ДЮЖИНА ТРУБОК
Фантастически разбогатевший бизнесмен Павел Шелудько свою удачу связывал с вишневой, тщательно обкуренной трубкой.
Загрузишь в нее добрую жменю мексиканского табачку-самосада, пыхнешь океанским лайнером на весь кабинет, башка просветляется и мыслью крепнет. И сразу он не простой Павел Шелудько, в недавнем прошлом тамбовский пацан с задворков, а чародей, гений.
Мысли скачут, как блохи на сковородке!
Куда загнать траулер с хамсой… Где танкер по дешевке мазутом залить… Как торгашей-мешочников в Стамбул доставить…
Трубка Павлу Шелудько от отца досталась. А тому от деда, героя русско-японских морских баталий.
И, главное, на забористый запашок вишневой трубки девки набегали. Одна краше другой. Ноги! Руки! Бедра! Лодыжки! Щеки! Груди! Ах, что говорить?!
Озорные забавы Эрота держали Пашу, в его неполные сорок лет, в отличной форме. Живот с отчетливыми дольками мышц. Плечи развернуты. Тройной подбородок почти не приметен.
Но вот незадача… Посеял трубку на пляже. Гужевался там с одной фифой, Настенькой, мисс-бикини Сочи и Магадана, хватил коньячка. Вернулся домой, нет трубки. Опрометью на пляж, но и там пусто.
Пару деньков вообще не курил. И сразу бизнес пришел в смятение, съехал наискось.
Баржа с мешочниками налетела на риф. Мазут оказался низшего качества, отказывался гореть. Хамса в траулерах протухла возле мыса Доброй Надежды.
Трубка! Все дело в ней, в любимой.
Паша кинулся по элитным бутикам. Недоверчиво щупал и даже нюхал дорогостоящий товар.