Запах денег
Шрифт:
— Мне в туалет, — судорожно сглотнул Вася и выскочил из-за стола.
В уборной выкурил одну за другой три сигареты, плеснул в морду холодной водой и сразу в зал, к тамаде.
— Ты — чёрт?
— Ну, конечно! — совсем не удивился тамада.
— Зачем пришел?
— Так ведь позвали… Водочки? — тамада взял початую “Столичную”.
— Пошел вон!
— Зачем же так грубо, парень? — сатана щелкнул Васю по лбу, и жених провалился в небытие.
Проснулся
Всё тело в липком поту. Горло будто наждаком натерто.
В эротическом халатике в спальню вошла Настюша.
— Очнулся, дорогой? — она нежно поцеловала Васю в щеку.
— Что с тамадой?
— Каким тамадой? Ты явно перепил. Мы обошлись без него.
— Георгий Алексеевич?
— Я сейчас принесу тебе рассольчика.
Вася встал, взгляд случайно уперся в кассету с красной надписью “Наша свадьба”.
Ткнул ее в бандуру.
Загс. Так… Церковь. Ресторан “Прага”. Но где тамада? Его нет!
Вернулась жена, протянула огуречный рассол.
— Хорошая свадьба? — Вася жадно выпил. — Я ничего не помню.
— Отличная! Правда, моей подружке Наталье ты не понравился. Слишком тихий… Пойду наберу тебе ванну.
Жена ушла, а Вася вздохнул во все легкие.
Пронесло!
Радостно зазвонил телефон.
— Это Георгий Алексеевич.
— Какой еще Георгий Алексеевич?
— Ай-ай, как мы забывчивы. Тамада! Мне с вами работать очень понравилось. будет нужда, всегда звоните. Днем и ночью. Чао!..
Капсула 19. БРЮХО
Телевизионный режиссер, Александр Есаулов, болел испепеляющей страстью.
Брюхо!
Он его обожал, лелеял, с ним вёл исповедальные беседы.
После обильного и вкуснейшего обеда в Останкино брюхо благодарно урчало, бормотало сказки.
— Ну как, милое? — спрашивал Саша.
— Сытно, — откликалось брюхо.
— Может, чего еще?
— Фисташек. С солью.
— Будет сделано!
— И молочком запить. С земляничным сиропом.
— Бегу, чадушко!
Но разве любимое брюхо сам накормишь дома. Тут требуется постороннее вмешательство. Нужна женщина!
Вечером Александр усаживался к интернету. Нырял в океан женских чар.
В переписке он не ограничивал себя никакими рамками. Предпочитал москвичкам провинциалок. Даже из ближнего зарубежья.
Так грузинка Тамара радовала его перченым лобио.
Молдаванка Лариса тефтелями в виноградных листах.
Но больше всего Саше угодила белоруска Мария. Он восклицал:
— Друзья мои! — глаза его сияли, как сахарные оливки. — Вы когда-нибудь пробовали телячьи понюшки? Нет?! Печется ячменный коржик. Сверху тушеное в томате мясцо. Потом кукурузный блин. А на макушке — филе из гусиных гузков.
— А как сама? Мария? — глотали слюну коллеги.
— В смысле?
— В смысле постели?
Саша минуту-другую оторопело глядел на приятелей:
— Пять минут удовольствия, а столько возни. То ли дело — понюшка!
И вот дождался! Не спит сатана…Над брюхом нависла грозовая напасть.
Дело в том, что до обильного обеда к Александру лучше было не подходить. Голодное брюхо агрессивно требовало козла отпущения.
Однажды подвернулась Лида. Новенькая, администратор.
Она с ошибкой оформила одну из эфирных кассет. Саша, побагровев, заорал:
— Матку вырву!
Лидочка ни слова не произнесла, и накатала жалобу начальству, мол, господин Есаулов изверг и сатрап.
Руководство вызвало Сашу.
— Александр Никанорович, — заиграл желваками босс, худой, жилистый, в профиль смахивающий на ястреба, — еще одна жалоба, и вы уволены.
— А как же обожаемое брюхо?! — чуть не взвыл белугой Саша.
…Он решил Лидусю растереть по стенке.
Тюремный жаргон он сменил на елей и мёд.
Загонял Лиду в яму с кольями по всем правилам изощренной охоты.
Поручал ей невыполнимое, подталкивал к явным ошибкам, всё время был ею недоволен.
Рано или поздно сорвется девка. Соберет манатки и чао.
И она сорвалась. Повторно настрочила жалобу.
Сашу уволили.
Пару месяцев он, не выходя из дома, ел столько, сколько вмещает брюхо. От испуга уничтожил все стратегические запасы. И заработал чудовищный понос. Медвежья болезнь взяла за горло.
Угроза сесть на хлебушек с водицей сводила с ума.
Саша кинулся заниматься частным извозом. Деньги смешные… А однажды пьяные весельчаки в полночь чуть не выкинули его из машины.
Вот жизнь! Не судьба, а смертная пытка. Каждое утро просыпаться, как на плаху.
— Давай, Сашенька, вертись, — в салоне автомобиля молило брюхо. — Или ты меня разлюбил?
— Да я из кожи лезу!
— Не любишь ты меня… — горестно вздыхало брюхо.
— Прожорливая гадина! — вдруг огрызнулся Саша. — Будь ты проклято!
Брюхо вместо ответа забулькало желудочным соком.
Наконец, повезло. Вспомнили! Позвали! Предложили работенку еще покруче прежней.
Выдали царский аванс. Пообещали в конце месяца премию.
От восторга Саша закатился в “Пекин”. Заказал блюд, как на званый обед.
— Гости когда подойдут? — склонил седую голову метрдотель.
— Я и есть гость.
— Вы всё это один съедите? — изумленно поднял брови служивый, указывая на белугу в томате, поросенка фаршированного фруктами, гору гусиного паштета.