Запах медовых трав
Шрифт:
— Капитан, пить не хотите? В моей фляжке еще есть вода…
— Спасибо… Ты что смеешься?
— «Кип смайлинг»!
— Тебе бы все скалиться, и жара нипочем…
— Так ведь сами меня учили говорить — «кип смайлинг», вот я и привык.
— Обрати внимание на того недоноска, что конвоирует сзади слева.
— Ха! Да если бы они хотели нас пристрелить, они бы это сразу сделали, не стали бы дожидаться, пока вы руки поднимите. На черта им было нас сюда целый день тащить!
— Однако похоже, что он за мной наблюдает.
— Ну, на воре
— Ты что это насчет вора и шапки?
— Да нет, просто так сболтнул, вы ведь все думаете, что они… Ну да ладно, ничего.
Оба замолчали и некоторое время шли с безразличным видом, потом Мам снова зашептал:
— Я видел, как вы обрадовались…
— Когда?
— Да только что, когда на горы смотрели. Что и говорить, нам подвезло, выручили… Что вы все вздыхаете, капитан?
— Ничего, просто устал.
Извилистая дорога углублялась в густую чащу леса, все дальше и дальше уводила от места боя. В сущности капитан и сам понимал, что с той самой минуты, как он попал в плен, каждый шаг, отдалявший его от места, где кипел бой, приносил облегчение. Но сейчас, когда они уже миновали опасную зону и можно было больше не бояться, что вот-вот тебе на голову сбросят бомбу, облегчения не было, напротив — росла тревога. Что ждет их там, в конце пути?
— Скажи, Мам, когда передавали сообщения, ты действительно узнал голос нашего Бе, ты не сочиняешь?
— Господи, с дороги номер девять в Нижнем Лаосе столько сообщений передают, и пленные часто выступают… Что мне врать-то, вы и сами про это знаете, полковник Тхо тоже выступал…
— Замолчи!
Капитан ссутулился, опустил голову, но даже не глядя на Мама, он знал, что тот улыбается во весь рот. Да и о чем ему было тревожиться, этому рядовому, который ничего не видел в жизни, кроме казармы да маршей. В попойках и вылазках он участия не принимал, «девочки», о которой надо было заботиться, у него не было, ничто его не волновало — даже то обстоятельство, что он в плену. Был бы он хоть немного озабочен, это как-то успокоило бы капитана. И все-таки это худощавое смышленое лицо, этот торопливый, захлебывающийся голос как-то облегчали чувство гнетущего страха, не дававшего покоя Кха.
— Эй, капитан!
— Что тебе?
— Да вот, забыл, как это «лук… би…», черт, никак не запомню!
— Лук хэппи…
— Во-во, «лук хэппи, кип смайлинг»!
Несмотря на всю горечь и тревогу, капитан с трудом удержался от смеха, услышав это лопотанье. Нет, у Мама не было никаких задних мыслей, и он не собирался смеяться над ним. «Смотрите веселей, улыбайтесь!» Усвоив эту святую истину, столь чудесно действующую на каждого американца, капитан решил было, что секрет жизни у него уже в руках, и научил Мама произносить это изречение. Но сейчас оно звучало насмешкой.
Сумерки опускались очень быстро. Черные тучи, показавшиеся вдалеке над верхушками леса, быстро надвигались и уже заволокли полнеба. Вереница пленных вышла к пади. Дорога становилась все уже, небо с каждой минутой все больше темнело, деревья начали зловеще шуметь. Идти стало трудно, резкие порывы ветра сбивали с ног. Пленным было приказано построиться в колонну по два и держаться поближе друг к другу, чтобы не упасть, к тому же так было легче за ними наблюдать.
Неожиданно из-за скалы появилась группа бойцов армии Освобождения. Они выбежали на тропу, по которой вели пленных, и, обогнув колонну, устремились дальше.
— Товарищ командир роты, разрешите обратиться? Если начнется ливень, можно переждать? — молодой конвоир, шедший рядом с Мамом, рванулся вперед. Он обратился к пробегавшему мимо высокому мужчине в панаме с широкими опущенными вниз полями.
— Постарайтесь побыстрее, без остановок, добраться до пункта двадцать три. Буду ждать вас там… Но если сильный дождь захватит, можете укрыться в пещере Неожиданностей.
— Есть!
Голос высокого показался Маму очень знакомым, но никак не удавалось вспомнить, где он его слышал. И только когда высокий вот-вот должен был скрыться за поворотом, Мам закричал:
— Шау! Шау! Это я, Мам!
Но ветер заглушил его радостный вопль, да и тот, кого он звал, уже исчез за нагромождением камней.
— Ты что, знаешь его? — спросил, замедляя шаг, конвоир, совсем еще молоденький паренек.
— Да, мы с ним родственники, я ему… почти что младший брат…
— Тебя как звать-то?
— Мам, Нгуен Вам Мам, из Деревянных Мостков…
— Ну ничего, сегодня ночью встретитесь, — дружелюбно сказал молодой боец и помахал рукой, призывая ускорить шаг.
— Что же, он на самом деле твой брат, Мам? — удивленно спросил капитан Кха.
— Вот и не родной вовсе, а почитай что кровный брат. Я от него раньше, до того как он в армию Освобождения подался, немало добра видал. Да как же это, разве вы его не знаете? Он ведь тоже из Среднего села, сын Хай Ниня… Господи, да его сестра, Бай Тхать, первой красавицей у нас слыла… Капитан, капитан, что с вами?
— Н-ничего… Голова что-то вдруг закружилась…
— Какой вы бледный стали. Никак продуло вас. Черт, надо же мне было потерять баночку с тигровой мазью! Вы бы хоть воротник подняли, а на привале я обязательно раздобуду имбирь и разотру вам спину.
— Откуда же его теперь взять, имбирь твой… Ничего, и так пройдет…
Где-то высоко в небе прокатился гром, содрогнулись горы и джунгли, и вслед за тем на землю обрушились слепые потоки дождя.
— Быстрей! Быстрей в пещеру! Здесь всего метров двести! — молодой конвоир забегал вдоль колонны пленных.
Но пока они добрались до пещеры, успели промокнуть насквозь. Трясущимися от холода руками подталкивали друг друга, усаживаясь потеснее. Кое у кого нашлось закурить, и они передавали друг другу сигареты, жадно затягиваясь, чтобы согреться. Мам пристроился рядом с капитаном.