Запах пепла
Шрифт:
Выйдя из очередной аптеки под нудный мартовский дождь пополам со снегом, она зацепилась взглядом за смутно знакомое лицо. Мужчина в старомодной шляпе, галантно уступивший дорогу на крыльце… где она его видела?
– Евгений Борисович, Вы?
– Ба! Сколько лет, сколько зим… Простите?
– Вы, возможно, меня не узнаете, мы с вами встречались дважды, летом и осенью. Михайловская, Светлана. Подруга журналиста Бориса Позорова, Шацкого. Теперь узнали, доктор?
– Конечно! – он прищурился, вглядываясь, – Светлана, как же. Чуть не напугали! Доктор… Знаете, чем отличаются прозекторы от э-э… обычных врачей? Для них встречать своих бывших пациентов не в диковинку, а мы этого опасаемся. Нехороший симптомчик!
– Ну, я-то не из ваших бывших. И вовсе не горю желанием попасть в их число, – она поплевала через левое плечо, – Мы можем поговорить? Если нет, условимся на другой день, но хочу предупредить: разговор не минутный.
– Отчего не поговорить с симпатичной дамой… только можно, я сперва покурю?
– На улице, под дождем? Не бережете вы себя. Давайте уж вместе, под крышей, – Светка приглашающе открыла дверцу, – Садитесь, не стесняйтесь.
– А в вашей машине можно?
– Это не моя машина, так что курите смело!
– Надеюсь, вы ее не украли? А впрочем, какая разница, главное – тепло, – Путрошкин, покряхтывая, забрался в тесноватый салон, воспользовался прикуривателем, – Вот классная м-м… штучка: никогда не даст осечку, кремень не сотрется, газ не кончится и ветром не задует.
«Доктор мертвых» снял шляпу, стряхнул с нее воду в приоткрытое окошко.
– Надымим тут в салоне… говорят, от запаха потом не избавиться?
– Кому как, а мне этот запах не мешает, – Светлана сама закурила, – Евгений Борисович, мне тогда показалось или у вас есть свое мнение о Борисе? Точнее, о причине его смерти?
– Эх, Боря. Жаль, жаль молодого человека. Я ведь с ним и познакомился-то буквально за пару месяцев до… до этой его э-э… неприятности.
– Изящно формулируете. Действительно, приятного мало.
– Ну да. Мне, видите ли, частенько приходится иметь дела со смертью, поэтому стараюсь пореже называть ее по имени. Знаете, это как у попов с ксендзами: не поминай всуе – ни Бога, ни м-м… Сатану.
– Можно согласиться. Как говорят: «Мы, тьфу-тьфу-тьфу, не суеверные и, прости Господи, неверующие, но…»
– Именно. Скажите, Света, а почему это дело вас заинтересовало именно сейчас? Ведь прошло уже почти полгода?
– Почему? Долго рассказывать, но в двух словах так: мне пришлось поработать за его родных. Мама…
– Да-да, бедная женщина. Всего-то шестьдесят – рановато, рановато.
– А отец – просто слег, вы же видели его на похоронах. Он до сих пор выходит из дому раз в неделю, и то с помощью волонтеров. На лечение пошло все – и их сбережения, и деньги за Борькину комнату… Сколько протянет, неизвестно, но нормально передвигаться не сможет никогда.
– Увы, так бывает – он слишком много для них значил. Вы ведь тоже э-э… словесник, как и Борис? Ее… ситуация, как мне кажется, наглядно отображает смысл понятия «свет в окошке», согласны? Сына не стало – и свет для матери погас. А жить без света способен не каждый.
– Именно. Так вот, я забирала Борьку, то есть его тело из морга там, в аэропорту. И среди карманных вещей не оказалось блокнота. Записной книжки.
– Ну и что? Я вообще никогда не пользуюсь всякими такими штуковинами… – Путрошкин, опередив ее реплику, хлопнул себя по лбу, – А, дошло – сравнил, старый пень, гм… это самое с пальцем. Он же журналист, его блокнот и мой… разумеется.
– Ну хорошо, он мог потеряться, бывает – упал, закатился, при уборке самолета выкинули и так далее. Тем более этот «Боинг» был не наш, американский. Меня больше задело другое.
– Ничего, если я еще одну?
– Курите-курите, на здоровье… Прошу прощения, глупо получилось!
– Здоровье, здоровье… Кто знает, чем мы ему вредим по-настоящему? Говорите, Света, мне правда очень интересно. Вы прямо э-э… мисс Марпл.
– От Борьки заразилась. Так вот, самое главное. Когда мне удалось раздобыть его ноутбук…
– Раздобыть?
– Вы не представляете, насколько трудно получить забытый кем-то в самолете багаж – заинструктировано у них все до невозможности! Нет, когда сама Маша-растеряша жива-здорова, она приходит со своим паспортом, и никаких проблем. Получи, распишись, и свободен. А если пассажир умер… Мне пришлось ездить туда трижды, поднять на ноги сто нотариусов и двести чиновников самого разного пошиба. Они там до чего додумались – вещь, мол, дорогая, и это, стало быть, тоже наследство! Ах, у вас доверенность от отца, тогда, естественно… а она правильно оформлена, заверена? Отец, разумеется, имеет право, но… ждите, блин, полгода! Хорошо, и среди юристов попадаются психически нормальные. Получила.
– Там нашлось что-то интересное? Пролился, так сказать, свет?
– В том-то и дело, дорогой Евгений Борисович! Никакого света там не увидела ни я, ни мои телевизионные компьютерщики, ни самый продвинутый из знакомых хакеров – Гоша, Борькин одноклассник. Вы его, кстати, встречали на похоронах, это он там речь задвинул, про пойманную львицу.
– А в чем закавыка с той м-м… зверюгой?
– Знаете, это к делу, в общем, не относится. Просто выяснилось – ноутбук стерильно чист! Там нет ничего. Ни-че-го.
– Как это – ничего? Такого не может быть! Это же компьютер, и пусть пользователь даже все стер, на э-э… винчестере обязательно остаются какие-то копии файлов там, резервные варианты. Тут и мне, старому пню, ясно! У меня в бюро бывало: по ошибке сотрут протокол, я позвоню, придет… гм… мальчик, поколдует – получите и распишитесь…
– Видите, пню ясно, и мне ясно, а специалисту – неясно. Вернее, ему ясно совсем другое.
Гоша воздал должное чешскому продукту, еще порассуждал о превратностях судьбы, непредсказуемости выбора старушки с косой за плечом, и лишь настойчивое напоминание заставило его наконец приступить к «вскрытию трупа», как он назвал углубленный осмотр доставленного Светланой Бориного ноутбука.