Запах «Шипра». Сочинский вариант
Шрифт:
— На кухне в термосе кофе, — сказал Петр Иваныч. — Выпейте, вам станет легче.
Я взялась за отвороты его домашней куртки и, стараясь дышать в сторону, прикоснулась щекой к его лицу:
— Петр Иваныч… милый Петр Иваныч! Спасибо вам. За гусарское средство спасибо и за кофе. Я бы поцеловала вас, славный Петр Иваныч, но… но я не могу вас поцеловать. Я пойду и выпью ваш кофе, выпью, что угодно, а вы идите спать, и все будет хорошо…
13
Будильник я, конечно, забыла завести и утром проспала бы обязательно.
Меня разбудил Петр Иваныч.
Голова болела отчаянно, даже повернуть ее на подушке стоило труда. Туфли спрятались куда-то под кровать, разыскивать их было свыше моих сил, я так и прошлепала в ванную босиком. Чтобы не мочить голову, натянула купальную шапочку. В зеркале отразилась физиономия, на которую не хотелось и смотреть. Я пустила в душ холодную воду, потом горячую, потом опять холодную, пока не посинела вся, пока не почувствовала озноба. Затем свирепо растерлась полотенцем.
Я пила кофе, а Петр Иваныч выговаривал мне:
— Когда пришел вас будить, вы спали так невинно, что мне не верилось: это та самая девочка, которая каждый день упивается в стельку и скоро будет ночевать на улице под забором.
— Этого не случится.
— Почему же?
— Сейчас в городе забора не найдешь. Современный пьяница сейчас ночует в вытрезвителе.
Перед уходом я подошла к Петру Иванычу, вытянула из его рта трубку, потерлась щекой о его щеку, вернула трубку на место и вышла.
Это выглядело не очень умно, но я не знала, как вести себя умно с человеком, который может подумать о тебе бог знает что, а ты так ничего и не сможешь ему объяснить.
На улице опять сыпал дождь, мелкий, как пыль. Возле гастронома жалась кучка выпивох, в пиджаках с поднятыми воротниками.
Проходными дворами, мимо разнокалиберных частных гаражей, запертых громадными «купеческими» замками, через маленький скверик я вышла на проспект. Граждане штурмовали подошедший троллейбус, я тоже втиснулась в толпу и прибыла к своему складу с опозданием на десять минут.
— Господи! — встретила меня Рита Петровна. — Что с тобой! Заболела, что ли, зеленая вся?
Я пожаловалась на голову.
— Вот еще новости. С чего бы ей у тебя болеть? Пойдем, пирамидону дам.
Пирамидон помог мало. А тут еще надо было ехать на базу за товаром. Рита Петровна заменить меня не могла, дожидалась ревизора по уценке. Пришлось ехать мне.
Машину вел уже знакомый Топорков. На этот раз он держался вполне пристойно. А когда мы прибыли на базу и оказалось, что нужно подождать с погрузкой, он отвел машину в сторонку и предложил мне вздремнуть на сиденье. Даже положил мне под голову свою стеганку.
Вернулись на склад мы во второй половине дня.
— Зайди ко мне, — сказала Рита Петровна.
— Сейчас, помогу машину разгрузить.
— Не твое дело ящики таскать. Вон Топорков поможет.
— А я тоже не обязан.
— Знаю, что не обязан. Поэтому и прошу. Давай, зачтется тебе.
— На том свете угольками,
— Ладно, вам и на этом свете перепадает.
Бухгалтера в конторе не было. Рита Петровна уселась за стол, смахнула с настольного стекла заметные ей одной пылинки. Переложила стопку накладных с одного угла на другой.
Я терпеливо ждала.
В коридоре послышался знакомый топот, и в дверь ввалилась Маша.
— Рита Петровна! Куда пустую тару убирать?…
— А, чтоб тебя… Чего орешь, как родить собралась?
— Ну уж… вы скажете — родить! — Маша фыркнула в кулак. — Тару, говорю?…
— Да сложи ее в угол, что ли. Брысь!
Маша развернулась, как гусеничный трактор, и вынеслась в коридор. Загрохотал фанерный ящик, попавший ей под ноги.
— Лошадь, прости господи! Прикрой дверь.
Она поставила локти на стол и посмотрела на меня строго и вопросительно:
— Тут из милиции звонили. Утром, как ты уехала. Из Дзержинского отделения, следователь. Фамилию я записала — следователь Заплатова. Спросила: работает ли на складе Евгения Грошева? Я сказала, что работает. Нельзя ли ее к телефону? Я говорю: нельзя, на базу уехала. А когда приедет? Да сегодня, говорю, и приедет, не ночевать же там останется. Тогда пусть мне позвонит, как приедет. Обязательно! И телефон дала. А больше ничего объяснять не стала.
Рита Петровна ожидала от меня разъяснений, но я понимала не более ее. У меня не было дел с Дзержинским отделением милиции.
— Не знаю.
— Вот и я не знаю. Звонить сейчас будешь?
— Сейчас и позвоню.
Мне сразу же ответил молодой женский голос: «Следователь Заплатова слушает». Я назвала себя. «Мне нужно вас видеть. По неотложному делу. Можете приехать сейчас?»
— Поезжай! — сказала Рита Петровна. — Я нашим пока ничего не говорила про вызов. Вернешься, сама расскажешь. Если захочешь.
По пути я, на всякий случай, позвонила Борису Борисовичу, но его не оказалось у телефона.
В Дзержинском отделении милиции я только собиралась постучать в кабинет следователя, как дверь открылась и навстречу вышел Колесов. Я совсем не ожидала его здесь встретить, но он, увидя меня, не удивился, а сказал: «Вот и вы, наконец!» Вид у него был какой-то встревоженный, но поговорить мы не успели. Следователь пригласила войти.
Я увидела два стола, четыре стула, несгораемый шкаф в одном углу, вешалку в другом. Некую индивидуальность казенному кабинету придавал кактус, пузатый и ершистый, который стоял в глиняном горшочке на подоконнике, да еще висевшая на стене литография с картины Левитана «Над вечным покоем». С кактусом я согласилась, но «Вечный покой» здесь был, по-моему, ни к чему.
Следователь Заплатова оказалась совсем молодой, не старше меня, лицо у нее было свежее и чистое, и китель на ней был свежий и чистенький, а звездочки на погонах поблескивали, как будто их только что купили в магазине Военторга.