Запах соли, крики птиц
Шрифт:
— О'кей, — с явным облегчением согласился Патрик.
— Ладно, тогда отправляйся работать, — распорядился Мельберг, махнув правой рукой. Левая уже опускалась к нижнему ящику.
Софи осторожно вошла в квартиру.
— Ау! Керстин… ты дома?
В квартире стояла полная тишина. Софи уже успела проверить — на работе Керстин не было, она сказалась больной. Ничего удивительного — Софи саму, принимая во внимание обстоятельства, освободили от школы. Но где же она может быть? Софи стала обходить квартиру, но слезы хлынули потоком, и девушка, кинув рюкзак на пол, села прямо посреди
Почувствовав у себя на плече руку, Софи подскочила. Подняла взгляд.
— Керстин? Ты дома?
— Да, я спала, — ответила Керстин, опускаясь на корточки рядом. — Как ты?
— О, Керстин, — только и произнесла Софи, уткнувшись лицом ей в плечо.
Женщина неловко обняла ее. Они, как правило, обходились в общении без физического контакта — когда Марит переехала к Керстин, Софи уже вышла из того возраста, когда детишек принято обнимать и целовать. Однако вскоре ощущение неловкости стало исчезать. Софи жадно вдыхала запах кофты Керстин — это была одна из любимых кофт матери, еще хранившая аромат ее духов. От этого запаха слезы хлынули сильнее, и Софи почувствовала, что на плечо Керстин потекли сопли. Она отодвинулась.
— Прости, я вымазала тебя.
— Ничего, — сказала Керстин, смахивая большими пальцами слезы с лица Софи. — Сморкайся сколько угодно. Это… кофта твоей мамы.
— Я знаю, — ответила Софи и засмеялась. — Она бы убила меня, если бы увидела, что на ней образовались пятна от туши.
— Овечью шерсть нельзя стирать больше чем при тридцати градусах, — монотонно произнесли они хором, и обе рассмеялись.
— Пойдем на кухню, — предложила Керстин, помогая Софи подняться. Только тут Софи заметила, что лицо маминой подруги словно осунулось и выглядит намного бледнее обычного.
— А как ты сама? — с беспокойством спросила Софи.
Керстин всегда бывала такой… собранной. Девушка испугалась, увидев, как у нее задрожали руки, когда она стала наливать в электрический чайник воду.
— Да так себе, — ответила Керстин, не в силах сдержать подступившие к глазам слезы. Она столько плакала за последние дни, что ее удивило, как у нее еще остались слезы. Она приняла решение и собралась с духом. — Послушай, Софи, мы с твоей мамой… Я должна тебе кое-что…
Она умолкла, не зная, как продолжить, да и не зная, надо ли продолжать. Но к своему огромному удивлению, увидела, что Софи засмеялась.
— Милая Керстин, надеюсь, ты не собираешься рассказывать мне про вас с мамой как о великой новости?
— Что ты имеешь в виду: про нас с мамой? — осторожно спросила Керстин.
— Ну, что вы были вместе и тому подобное. Господи, неужели ты думаешь, что вы могли кого-нибудь провести? —
Керстин смотрела на нее совершенно обескураженно.
— Почему же ты ничего не говорила? Раз уж знала?
— Это было классно — смотреть, как вы разыгрываете театр. Самое прикольное развлечение.
— Вот чертовка! — воскликнула Керстин и от души рассмеялась. После скорби и рыданий минувших дней смех разнесся по кухне как знак освобождения. — Марит свернула бы тебе шею, узнай она, что ты в курсе и просто притворяешься.
— Наверняка, — подтвердила Софи, присоединяясь к смеху. — Вы бы только видели себя: крадутся на кухню, целуются и перетаскивают вещи, как только я съезжаю к отцу. Разве ты не понимаешь, какой это был классный фарс?
— Да, прекрасно понимаю. Но так хотела Марит. — Керстин мгновенно вновь обрела серьезность.
Электрический чайник щелкнул, показывая, что вода закипела, и Керстин благодарно воспользовалась этим как поводом, чтобы встать и повернуться к Софи спиной. Она достала две чашки, насыпала чаю в две заварочные ложки и залила их горячей водой.
— Вода должна сперва немного остынуть, — сказала Софи, и Керстин невольно снова рассмеялась.
— Я подумала о том же. Твоя мама хорошо нас выдрессировала.
Софи улыбнулась.
— Да, точно. Хотя ей, вероятно, хотелось выдрессировать меня чуть больше. — Ее печальная улыбка говорила обо всех обещаниях, которые ей теперь не удастся сдержать, обо всех надеждах, которым теперь не суждено сбыться.
— Знаешь, Марит так тобой гордилась! — Керстин снова села и протянула Софи чашку с чаем. — Ты бы только слышала, как она тобой хвасталась, и даже когда вы здорово ссорились, она могла сказать: «Ну и запал у этого чертенка».
— Правда? Ты меня не обманываешь? Она действительно мной гордилась? Но я ведь доставляла ей столько неприятностей.
— Э, Марит видела, что ты просто гнешь свою линию. А линия заключалась в том, что ты стремилась не зависеть от нее. И… — она поколебалась, — особенно учитывая произошедшее между ней и Улой, она считала чрезвычайно важным, чтобы ты могла постоять за себя. — Керстин глотнула чаю, но чуть не обожгла язык — тот был еще слишком горячим. — Знаешь, она очень боялась, что развод и все последующее как-то… травмируют тебя. Больше всего ее волновало, что ты можешь не понять. Не понять, почему ей пришлось все поломать. Она поступила так не только ради себя, но и ради тебя.
— Да, поначалу я этого не понимала, но потом, когда повзрослела, поняла.
— Ты хочешь сказать, когда тебе исполнилось целых пятнадцать лет? — с вызовом уточнила Керстин. — Значит, именно в пятнадцать лет получают инструкцию, со всеми ответами, со всеми сведениями о жизни, о бесконечности и вечности? Можно мне в таком случае как-нибудь ее у тебя одолжить?
— А-а, — засмеялась Софи. — Я не то имела в виду. Я только хотела сказать, что, возможно, начала смотреть на отца с матерью больше как на людей, а не просто как на «папу с мамой». И я, пожалуй, уже больше не папина дочка, — грустно добавила она.