Запах соли, крики птиц
Шрифт:
— Мы получали кое-какие письма, — наконец медленно и неохотно выговорила она.
— Письма? — переспросил Мартин, желая услышать продолжение.
— Да-а… — Керстин покрутила золотое кольцо на безымянном пальце левой руки. — Мы получали письма в течение четырех лет.
— Что они содержали?
— Угрозы, грязь, разные вещи о наших с Марит отношениях.
— Кто-то угрожал из-за… — Патрик колебался, не зная, как лучше сформулировать, — из-за природы ваших отношений?
— Да, — неохотно ответила Керстин. — Кто-то, подозревавший, что мы больше чем подруги, и кого это… — теперь настала ее
— В чем заключались угрозы? Насколько они были серьезны? — Мартин начал записывать все, что говорилось. В любом случае это открытие не противоречило фактам, указывавшим на то, что смерть Марит явилась не результатом несчастного случая.
— Они были очень серьезными. Там было сказано, что такие, как мы, омерзительны, что мы извращенки. Что таких надо убивать.
— Как часто приходили подобные письма?
Керстин задумалась, продолжая нервно крутить кольцо.
— Пожалуй, мы получали по три-четыре штуки в год. Иногда больше, иногда меньше. Никакой системы вроде не было. Скорее, кто-то отправлял их, когда у него бывало соответствующее настроение, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Почему вы ни разу не заявили в полицию? — Мартин оторвал взгляд от записей.
Керстин улыбнулась кривой улыбкой.
— Марит не хотела. Она боялась, что станет только хуже. Что из этого раздуют целое дело и наши… отношения выйдут наружу.
— А этого ей не хотелось? — спросил Патрик, но потом вспомнил рассказ Керстин о том, что именно по этому поводу они поссорились перед тем, как Марит ушла из дома в тот вечер — когда она так и не вернулась.
— Да, она не хотела, — тихо сказала Керстин и встала. — Но мы сохранили письма. На всякий случай.
Патрик с Мартином изумленно посмотрели друг на друга. Они и не думали об этом спрашивать, даже не смея надеяться на такую удачу. А теперь у них, возможно, появится вещественное доказательство, которое приведет их к человеку, угрожавшему Марит.
Керстин вернулась с толстой пачкой писем в пластиковом пакете и высыпала их на стол перед полицейскими. Боясь попортить улики больше, чем их уже испортили почта и руки получательниц, Патрик только осторожно пошевелил послания шариковой ручкой. Они по-прежнему находились в конвертах, и он почувствовал, как у него сильнее забилось сердце при мысли о том, что под приклеенными к ним марками, возможно, имеется прекрасный доказательный материал в форме ДНК.
— Можно нам взять их с собой? — спросил Мартин, тоже с надеждой глядя на кучу писем.
— Да, берите, — устало согласилась Керстин. — Уносите, а потом сожгите это дерьмо.
— А кроме писем вам никаких угроз не поступало?
Керстин снова села и напряженно задумалась.
— Даже не знаю, — с сомнением сказала она. — Нам иногда кто-то звонил, но, когда мы поднимали трубку, там ничего не говорили, а просто молчали, пока мы ее не клали. Однажды мы даже попытались проследить номер, но явно вышли на мобильный телефон с предоплатной картой. Поэтому узнать, кто звонил, не удалось.
— Когда был последний из этих звонков? — Мартин напряженно ждал, занеся ручку над блокнотом.
Керстин задумалась.
— Ну-у… когда же это могло быть? Может, недели две назад? — Ее пальцы вновь нервно завертели кольцо.
— И это все? Больше никто не мог хотеть причинить Марит вред? Какие у нее, кстати, были отношения с бывшим мужем?
Керстин долго медлила с ответом. Бросив взгляд в прихожую и убедившись, что дверь в комнату Софи закрыта, она наконец сказала:
— Поначалу было тяжело, в общем-то, довольно долгое время. Но последний год прошел спокойнее.
— В каком смысле тяжело? — спросил Патрик, а Мартин продолжил записывать.
— Он не мог смириться с тем, что Марит его оставила. Они ведь жили вместе с самой юности, правда, по словам Марит, их отношения уже много лет как оставляли желать лучшего, если вообще когда-нибудь и были хорошими. Честно говоря, ее немного удивила столь сильная реакция Улы, когда она сообщила, что хочет переехать. Но Ула… — она поколебалась. — Ула испытывает некую потребность в контроле за ситуацией. Все должно быть чинно и размеренно, а уход Марит нарушил установленный порядок. Пожалуй, больше всего его задело именно это, а не то, что он ее потерял.
— Он когда-либо применял против нее физическую силу?
— Нет, — с сомнением произнесла Керстин и вновь с беспокойством взглянула на дверь Софи. — Вообще-то смотря что считать применением силы. Думаю, бить он ее никогда не бил, но мне известно, что в некоторых случаях хватал за руки, отпихивал, ну и вроде того.
— А как им удалось договориться относительно Софи?
— Это как раз одна из тех вещей, по поводу которых они поначалу много ругались. Марит сразу переехала ко мне, и хотя прямо о наших отношениях не говорилось, он, вероятно, догадывался. Он был категорически против того, чтобы Софи здесь жила, пытался всячески препятствовать — приезжал и забирал ее намного раньше условленного времени и так далее.
— Но потом все устроилось? — спросил Мартин.
— Да, слава богу, в этом вопросе Марит стояла на своем, и он под конец понял, что сопротивляться бесполезно. Она стала угрожать, что заявит во все возможные инстанции, и Ула уступил. Однако его никогда особо не радовало то, что Софи приходит сюда.
— А Марит кому-нибудь рассказывала о том, какие у вас были отношения?
— Нет. — Керстин решительно замотала головой. — Тут она проявляла страшное упрямство. Считала, что это никого, кроме нас, не касается. Не хотела говорить даже Софи. — Керстин улыбнулась и снова покачала головой, правда, значительно медленнее. — Хотя Софи оказалась сообразительнее, чем думала Марит. Она сегодня рассказала, что ни на секунду не попалась на наши уловки и попытки все скрыть. Господи, мы перетаскивали пожитки и пытались потихоньку целоваться на кухне, как последние школьницы. — Она засмеялась, и Патрик поразился тому, насколько улыбка смягчала ее лицо.
Потом она вновь посерьезнела.
— Но мне тем не менее трудно поверить в то, что Ула имеет отношение к смерти Марит. Ведь сильнее всего они ругались довольно давно, и… ну, не знаю. Просто это кажется невероятным.
— А у вас нет никаких предположений относительно того, кто мог писать письма и звонить? Она не говорила о том, что кто-нибудь из покупателей магазина вел себя странно, или о чем-либо подобном?
Керстин долго и обстоятельно думала, но потом медленно помотала головой.