Запас прочности
Шрифт:
– Да, дела…
А потом и помогла. Не шибко разгулялись в Малоорловке девчата, но кое-что поменять им Клава помогла. И сама поучаствовала.
Лиза вздохнула: хоть что-то, но уже есть. Не зря пошли. Осталось решить: домой возвращаться или дальше двигаться. Совещались. Лиза была за продолжение операции «Обмен», как шутливо прозвали они свой поход. Конечно, наменяли они немного. Но у Лизы в котомке уже был кусочек сала, десяток яиц и килограмм пять пшена. Можно было еще картошкой разжиться, но Клава сказала:
– Этого добра сейчас везде можно набрать. Не спешите. Если домой пойдете – будь ласка, и картопли дам. А если нет, то чего посытнее просите. Так-то лучше будет.
У Лизы на обмен осталось
Поужинали скромно, чем бог послал, а точнее, тетя Клава, и улеглись: Лиза с Оксаной на печи, Лена с Мариной в горнице на полу.
На печи было уютно, тепло. Уголек у тети Клавы с довоенной поры на год припасен был, а печку топить она умела. Так, чтоб тепло было, но не жарко. Лиза с удовольствием сбросила с себя верхнюю одежду, комбинашку и, свернувшись калачиком под боком у Оксаны, подумала: с дороги и усталости вмиг заснет. Ан, не тут-то было. Хоть и разморило ее в тепле, а сон не шел. Не шел, хоть ты чего хочешь делай. Поплыли воспоминания. Как в Москву перед войной ездила, как гуляли по Красной площади, как с Димой прощалась, а потом в переполненном вагоне домой ехала. И Юрочка. Конечно, Юрочка. Как он заблудился, и они в эвакуацию не уехали, как Коля у них в доме появился, его арест. И Сашка Степанко. Как будто он выстрелил в нее. В бок что-то сильно кольнуло. Она вскрикнула, вскочила, больно ударившись головой о низкий потолок, испуганно оглянулась по сторонам, не понимая, где она.
– Ты что? – всполошилась Оксана. – Приснилось что-то?
Оказалось, что Лиза незаметно для себя все-таки заснула. Вот сон и приснился. Она не сразу сообразила, где и с кем на печи спит. А сообразив, подумала: «Надо же, чтобы этот придурок и здесь мне приснился». Сердце тревожно заныло. Не случилось ли дома чего нехорошего. Пока по дворам ходили с одежонками своими обменными, некогда ей было ни о чем думать, а теперь мысли о родных, о детях не отпускали ее. Не зря Сашка грозился разобраться с ней и с детьми, ой, не зря! А что делать, что делать? Вот тут она и решила: во-первых, с Сашей Беленко об этом поговорить надо, может, он сумеет Степанко отправить куда-нибудь из города. А во-вторых, и сама она должна с детьми исчезнуть из родного дома. Хотя бы сюда, к тете Клаве перебраться. Этот придурок Степанко все равно не оставит ее в покое. Приняв решение, Лиза немного успокоилась. Вздохнула и шепнула подруге:
– Спи, Саночка, спи. Сон дурной приснился.
И сама быстро заснула.
Утром девушки решали, как быть: возвращаться или дальше идти. Тетя Клава послушала их, потом сказала:
– Раз уж пошли, так чего с полдороги вертаться? От Енакиева вашего прошли вы всего-то ничего: верст десять-двенадцать, не боле. А вам харчи нужны. Значит, идти надо. Тут прямо по дороге, я покажу где, три села рядом: Михайловка, Степное и Орловка-Ивановка. Да и Новоорловка недалече. В Михайловке у меня сестра Татьяна живет. Привет передадите, она поможет. Очень запасливая женщина. Если глянетесь ей, хорошо поменяете свое добро и у нее, и в других местах. Она людей знает, подскажет, к кому идти. Так что решать вам, но мой совет: если уж вышли, то идтить надо, а не байдыки бить: туда-сюда без толку мотаться. Вот мой сказ.
И они пошли.
Домой возвратились на четвертый день. Усталые, но довольные. Первая вылазка показалась им удачной. То, что без толку пылилось в шкафах и сундуках, обернулось добротными продуктами. Немного они наменяли, но той голодной зимой каждый кусок хлеба был на вес золота. На вес жизни.
Екатерина Ермолаевна, обычно сдержанная, старательно прячущая свои эмоции, не выдержала. Она встретила Лизу у самого порога, как будто именно здесь и ожидала ее все эти дни, обняла, прижалась всем телом и заплакала. Лиза не видела материнского лица, но ее слезы катились и по Лизиным щекам, а вздрагивающие от рыданий плечи старой женщины как будто передавали дочке ее боль и отчаяние безысходности. Так и стояли они, обнявшись, как единое целое, словно символизируя вселенское горе, опустившееся на их Родину.
Потом Калугины разбирали Лизины продукты. Дети крутились тут же. Лиза горевала: ничего вкусненького, сладенького деткам принести не удалось. На радостях Лиза сразу не заметила, что голодным огнем ни у кого из родных глаза не горят. Потом заметив, не обрадовалась за них, а немного расстроилась. За себя. Она-то думала, что продукты, таким трудом добытые ею, родители, Мотька и в первую очередь дети прямо из мешка в рот потянут! А тут… Конечно, рады все. Но как-то очень уж спокойно, по-деловому отнеслись к Лизиной добыче. Она расстроилась. С обидой сказала:
– Вы что, не рады? Зря я старалась? У вас что, все это уже есть? С избытком? Кто ж это вас так накормил?
Слезы обиды выступили на ее глазах. Она села, опустив голову, прошептала:
– Выходит, зря я старалась?
Екатерина Ермолаевна подошла к ней сзади, обняла за плечи, прошептала:
– Не зря, донька, не зря.
Фёдор Николаевич присел на табуретку рядом с дочкой. Сказал жене:
– Ты погоди, старая. – Убрал ее руки с плеч Лизы и продолжил: – Тут такое дело: Мотька позавчера ночью приволок откуда-то килограмм тридцать мяса. В подполе, в леднике, спрятали. Ну вот и наелись. Вчера и сегодня тоже. Сытые, стал быть. Но это ж дело случая. А зима длинная, может, и не одну под немцем будем. Так что по любому не зря ты мыкалась по селам. И твои продукты нужны. Тем боле, не будем же мы одним мясом питаться. Ты, дочка, не переживай, все, что в дом, то в дом. А война не завтра закончится. Такие вот дела. А ты молодец. В наше время разжиться и салом, и яичками, и пшеном – это большое дело. – Помолчал. – И Мотька молодец. Это он мулятины притащил. – И, уловив удивленный взгляд Лизы, пояснил: – Ну, мясо мула. Это что-то вроде осла такого итальянского. Или помесь осла и лошади. У нас этой живности мало, а за границей, говорят, в порядке вещей. Ну да не в этом дело. В общем, притащил Мотя мяса. А где взял, не говорит. – Помолчал, пожевал губами. – Да это и так ясно. Украли пацаны этого мула. Но что интересно: никто за ним не кинулся, не искал. Даже этот паразит Степанко к нам не зашел, не спросил, не Мотькина ли это работа.
Вмешалась мама.
– Да не спросил, потому как нету его в городе. Видно, послали куда-то людей стрелять. Он-то до этого охоч. Вот и не зашел к нам. А то бы, не сомневайтесь, уж был бы здесь как миленький. – Она вздохнула. – О-хо-хо… Надо бы мясо это перепрятать. Сашка все места наши знает. Вернется, если речь об этом осле зайдет, не миновать нам беды. Ты бы, Лиза, поговорила с Мотей. Он небось знает, куда спрятать можно. Конечно, чтоб не пропало. А то помрем с голоду. Зима, правда, не лето. Не должно протухнуть.
Лиза молчала. «Вон оно что, – думала она. – Ясно, Мотькина работа. Только вот непонятно: мул этот наверняка итальянский. Мотька с Валентином все около них крутятся. И там же воровать? Мул не зажигалка какая-нибудь паршивая, искать должны. Нет, тут что-то не так. Ладно, – решила она. – Прибежит Мотя, разберемся. А мясо, и правда, перепрятать надо». И куда – она примерно знала. Но опять-таки все вместе с Мотей.
А насчет того, что вроде зря она по селам моталась, вещи меняла, Лиза и думать перестала. Все пригодится!