Запас прочности
Шрифт:
Вот суденышко на мгновение приблизилось к борту плавбазы и сразу же пошло куда-то вниз, как будто его засасывало под корпус большого корабля. Затем вода стала вспучиваться, и бот поднимался все выше и выше. И тут, в какую-то неуловимую долю секунды, боцман прыгнул на палубу бота. Он ловко спружинил ногами и устоял. Женщины на плавбазе ахнули, мужчины молча оценили боцманскую сноровку.
— Принимай, Константинович!
Боцман повернулся в сторону плавбазы, поймал умело брошенный швартовный конец, закрепил его.
— Порядок! — крикнул он, и в голосе его, покрывшем рев шторма, слышалось
— Выбирай!
Матросы стали подтягивать бот к плавбазе. И вот с ловкостью, не меньшей, чем у боцмана, на бот спрыгнули еще два моряка. Боцман подошел к двери, ведущей в кубрик. Потрогал — закрыто. Попробовал посильней — не поддается. Позвал матроса. Вдвоем они рванули дверь. Она распахнулась, и видно было, как повисла сорванная задвижка. Боцман спустился вниз, в кубрик, и сразу же поднялся обратно.
— Есть. Трое! — И для наглядности показал три пальца.
За это время плавбаза развернулась так, что своим огромным корпусом заслонила от ветра и волн маленькое суденышко. Опасность разбить его о борт теплохода уменьшилась.
Из кубрика поднялись боцман и матрос. Вынесли норвежца, положили его на палубу. Боцман так ловко обвязал рыбака, что когда его стали поднимать на тросе, он оказался как бы сидящим в веревочном кресле. Норвежец был в темном свитере, желтых непромокаемых брюках-буксах и вязаной шерстяной шапочке с помпоном. На теплоходе его положили на носилки и понесли в лазарет. Потом подняли еще двух. Боцман подошел к рулевой рубке, заглянул в окно. Здесь тоже пришлось выбить дверь. Затолкав какие-то бумаги за пазуху, он окинул взглядом суденышко. Кажется, все. Один матрос уже поднялся по штормтрапу. За ним, улучив удобный момент, поднялся и второй. Наконец уцепился за трап и боцман, но неожиданно отпустил его и снова вернулся в кубрик.
— Что случилось, Константинович? — крикнул старпом.
Минуты через три боцман появился с охапкой верхней одежды:
— Понадобится ребятам, когда отойдут.
С плавбазы сбросили тонкий конец. Боцман быстро перевязал одежду:
— Вирай!
Ему долго пришлось выжидать подходящего момента, чтобы ухватиться за штормтрап. Суденышко никак не могло приблизиться. Наконец схватился обеими руками, оттолкнулся от палубы бота и повис, поджимая ноги, чтобы ступить на перекладину.
— Руби конец! — распорядился старпом.
Матрос взмахнул топориком и, не то от волнения, не то по неопытности, промахнулся. Боцман, уже перемахнувший через фальшборт, как будто ничего не произошло, как будто он и не был только что на норвежском боте, не спасал моряков, попавших в беду, заорал страшным голосом:
— Эх ты, салага! Скомандовал бы я тебе сейчас по шее…
— Да жаль, что правов нету, — добавил кто-то.
Боцман обернулся, ища глазами того, кто сказал.
Матрос, допустивший оплошку, взглянул на боцмана, улыбнулся и снова взмахнул топором. Трос упал в воду, и суденышко сразу же отбросило волной на несколько метров в сторону.
— Чисто! — крикнул старпом на мостик.
И тогда над беснующимся океаном трижды взревел прощальный гудок
В лазарете старший врач корабля доложил, что двое уже пришли в сознание, в третьем чуть теплится жизнь.
— Выживет, — уверенно заявил врач.
— Вызовите шеф-повара, составьте для них меню, — распорядился капитан. — Да пришлите ко мне сейчас санитарку. У меня там есть бутылочка кагора.
Капитан замолчал. Сейчас и помполит заметил, что капитан устал: розовое лицо его стало серым, углы губ опустились книзу.
— Пойдемте, Федор Арсеньевич, отдохнем.
— Да, да, — живо отозвался капитан, — чего тут деликатничать. Просто пойдем спать.
Шли по коридорам, поднимались по трапам, молча — впереди капитан, сзади помполит. У дверей капитанской каюты остановились.
— Знаете, Федор Арсеньевич, я сегодня сдал экзамен на аттестат зрелости.
Капитан приподнял густые черные брови. В усталых глазах его блеснули живые искорки.
— Ну и как? Я имею в виду отметки.
— Думаю, неплохо. Хотя и было немножко не по себе.
— А кто принимал экзамен?
— Как вам сказать… Я сам.
— И не сомневаетесь в беспристрастности?
— Нисколько. У меня был хороший учитель.
— Любопытно. Кто же?
— Вы, Федор Арсеньевич.
— Мистика какая-то. Вроде того тумана… Ну что ж, раз сдали — поздравляю!
— Спасибо, — улыбнулся помполит и неожиданно спросил: — А что, посудинку эту нельзя было прихватить?
— А как? На буксир взять — водой зальет. Затонет. На борт поднять — зацепить ее не за что. Да и шторм.
— Понятно. Всего доброго.
— И вам тоже.
В каюте капитан снял меховую куртку, умылся. Спать не хотелось — слишком многое он сегодня пережил и передумал. Но главное — было ощущение удивительной легкости, как будто переступил какой-то очень важный и трудный рубеж. Подошел к письменному столу. Здесь лежал раскрытый том толкового словаря русского языка. Еще вчера вечером капитан, готовясь к беседе о странах Южной Америки, где он неоднократно бывал, раскрыл этот словарь. Хотел посмотреть, что написано про такую занимательную птицу, как южноамериканский дятел-тукан. Сейчас он забыл, что искал вчера. Скользнул взглядом по книге и задержался на слове «туман».
— Гм… Занятно.
Сел за стол, начал читать с таким интересом, как будто впервые в жизни узнал, что туман — это «непрозрачное состояние воздуха в нижних слоях атмосферы вследствие скопления в нем водяных паров».
Он с шумом захлопнул словарь. Лукавая улыбка скользнула по лицу. Снял телефонную трубку и набрал номер помполита:
— Не спите? Я тоже… Вы только что говорили насчет экзамена. На аттестат зрелости… Так я тоже сегодня сдал… Кто экзаменатор? Так же, как и у вас. Я сам… Нет, абсолютно беспристрастно… Давайте все-таки поспим.