Запасная дочь
Шрифт:
До чего додумался, паршивец? Перекрыть детям с несколькими Стихиями возможность расти под присмотром полимагов, из-за чего у них не могли нормально развиваться магические каналы!
Первым делом он запретил прикреплять к таким детям менторов из числа взрослых полимагов, оставив младенцев расти в родных семьях, как обычных одарённых.
Результат не заставил себя ждать — не прошло и пятнадцати лет, как в королевстве начали происходить нападения голодающих полистихийников. А когда одно происшествие закончилось смертью невольного донора, Лотар Третий издал новый указ, в котором приравнял полимагов из любых других родов, кроме правящего, к преступникам. И повелел всех новорождённых, которые сразу после рождения вытянули у ближайшего взрослого силу, изымать из семей.
Куда отправлялись эти дети? В Бахру, где за каждого в казну королевства шла плата чистым золотом.
Релле выяснил, что жрецы Бахры растили из этих детей особенно ценных слуг. По сути, рабов, ведь уйти подросшие маги никуда не могли — каждый с одиннадцати лет носил Контролёр. Да они и не знали другой жизни! Спрос на правильно воспитанных, послушных и преданных хозяину полимагов значительно превышал предложение.
Но не все семьи оказывались готовы расстаться с неправильным ребёнком, и время от времени появлялись взрослые полимаги — Ассорбиторы или поглотители, как их теперь называли. Появлялись, отнимали магию у обычных одарённых и поддерживали легенду о своей преступной и ущербной натуре.
И только сейчас, спустя восемь лет после реформ Лотара Восьмого, на полистихийников перестали коситься!
Да, наделал первый правнук дел!
Но хорошо, что хорошо кончается.
— Релле, пять минут, и я закончу, — извиняющим тоном произнёс король Лотар Восьмой, Алан Ренард Дамиан, герцог де Тракай. — Мне осталось всего ничего.
Призрак кивнул и вернулся к воспоминаниям.
После покушения герцогини семья де Монтено лишилась доверия, должностей и права находиться в столице, полным составом отправившись осваивать дальнюю провинцию. Прево стал простым губернатором Отрожьих Гор. Кстати, хорошим губернатором — с его лёгкой руки провинция процветает, развивается, прирастает населением и доходами. А коннетабль занялся выращиванием пшеницы, земляного ореха и молочных коров особой породы.
Релле отметил себе, что надо будет напомнить Алану — пора Монтено поощрить. Например, пригласить Шарля с женой на праздник Перелома года, а Поля наградить за всё увеличивающиеся поставки продовольствия.
— Всё, идём! — король взмахом руки отправил листы в услужливо распахнувшийся шкафчик, где его величество хранил особо ценные документы.
Релле проследил, как дверца захлопывается, и шкаф окутывает голубоватое сияние охранных заклинаний.
Через пару мгновений оба мужчины — почти живой призрак и вполне живой, но довольно уставший его потомок, очутились в родовом замке.
— Переоденусь, загляну к детям, а потом к Даниэль, — мечтательно пробормотал король. — Как сегодня Никэ?
— Зубки режутся.
— Значит, опять не спать, — вздохнул Алан. — Странное дело — нам подвластно почти всё, можем сдвигать горы, перемещаться в пространстве, из ничего творить вещи, но не способны облегчить ребёнку процесс прорезывания зубов!
— Молчаливый мудр, а жизнь — лучший учитель. Свет и Тьма идут по ней рука об руку и оттеняют одна другую. Не было бы ночи, мы не ценили бы так день. Только тот, кто знает боль, не станет причинять её другим. Малыш справится, как справлялись до него все предыдущие поколения.
Ренард кивнул прадеду, мельком отметил, что тот снова впал в глубокомысленные рассуждения, и поспешил к семье.
Дани не спала — баюкала на руках второго сына.
— Т-ш! Только заснул, — предупредила она мужа. — Лекарь помазал его дёсны мазью, и Никэ сразу стало легче. Устал? В гостиной под стазисом ужин.
— Дай мне его, — мужчина бережно забрал у неё ребёнка и осторожно переложил его в кроватку. — Ты ведь тоже не поела, я прав? Идём, поужинаем вместе, и ты расскажешь мне, как прошёл ваш день.
— Никэ…
— Я поставил сигналку — как только он проснётся, мы сразу это узнаем! Как Рел? Как Катарин?
— Хорошо! Релле-младший очень ждал тебя. Меня ни в какую не хотел, но согласился, чтобы ему почитали прадед и дед. А Кати умудрилась оживить почившую неделю назад лягушку. Где только нашла? Теперь та прыгает по замку — хоть и без одной лапы, но о-очень бодрая. Слуги пугаются.
— Вся в маму! — Алан обнял жену, поднёс к лицу её руку и прижался губами к запястью — прямо в середину брачной татуировки.
— У тебя это место просто фетиш какой-то, — улыбнулась Даниэль. — Дня не пропускаешь, чтобы не проверить — на месте ли. Куда она теперь денется?
И оба замолчали, мысленно вернувшись в тот страшный день, когда герцог заслонил собой жену от смертельного заклинания, а она всё отдала, чтобы вернуть его к жизни.
И пусть Даниэль больше не может пользоваться Даром Жизни, но зато трое её детей, даже сыновья, получили его в наследство. Да не просто получили, а с молочных зубов могут им пользоваться! Счастливый дед Бруно едва не лопается от гордости.
— Наша кровь!
И наперегонки с Релле балует внуков, только довольно посмеиваясь, когда те в очередной раз пугают нянь, оживляя разных насекомых или наделяя подобием жизни неодушевлённые ранее предметы.
Так в комнате Релле-младшего обосновался самопередвигающийся стульчик с довольно вредным характером. А у Кати поселилась стайка болтливых кукол.
— Ну мамочка, так намного интереснее играть! — объяснила свои эксперименты тогда пятилетняя дочь. — Рел ещё маленький, потом, он мальчик, ему не интересны кукольные чаепития!
— Оставь, не запрещай. У твоих детей дар не имеет конца, и от игр точно не иссякнет, — объяснил встревоженной матери призрак. — А я присмотрю, чтобы они не оживили что-нибудь по-настоящему опасное.
— Как вспомню те сутки, пока ты была без сознания, — передёрнулся Алан. — И татуировка… До сих пор не могу поверить, что временный брак в одночасье превратился в истинный! Поначалу я и не заметил, что наши браслеты исчезли, став брачными татуировками, словно мы получили благословение от самого Молчаливого и проводили обряд в Главном Храме! Не до того было — я думал, что потерял тебя навсегда…