Запчасть импровизации. Дополненное издание

Я пытался понять хоть что-нибудь… Я пытался поймать ноту на острие разорванной струны, пытался прочесть поэму, десять лет назад написанную на песке перед прибоем и потому совершенную. Пытался… Потом меня спросили: что ты нашёл? И я показал горсть пепла на ладони. Это было время.

В целом ничего не изменилось, ты все так же просыпаешься по утрам, моешься, завариваешь кофе, лениво морщишься на свой завтрак, только с каждым днем за окном все темнее. И однажды твой будильник прозвонит, ты откроешь глаза и увидишь ночь. А это значит, что в твоем городе осень. Осень похожа на изысканную болезнь: сначала ты любуешься сменой красок, хватаешь руками листопады, но уже начинаешь чувствовать какую-то нездешнюю печаль и проникаешься тихой нежностью к любимым и близким, словно бы завтра с последним упавшим на асфальт листом исчезнут и они. Но время идет, и поэтический флер спадает с

осени, обнажая голые деревья, холод, пасмурную слякоть и первый мокрый снег, быстро превращающийся в грязь под ногами простуженных людей с угрюмыми лицами. Но чем холоднее и беспросветнее темнота снаружи, тем уютнее кажется теплый мягкий свет в квартире. И если лето – это время убегать из дома навстречу несбыточным мечтам подростковой души, то поздняя осень – время возвращаться.

Мне говорили, что есть те, кто умнее тебя. Кто играет с идеями, как ребенок играет с любимыми игрушками, кто не знает не решенных задач и легко строит удивительные миры, полные жизни, из простых логических связей. Мне говорили, что есть те, кто красивее тебя. Совершенные женщины, с глазами, превосходящими неповторимость каждого рассвета, с телами, сводящими с ума одной своей изящно отброшенной тенью. Идеальные мужчины, словно сошедшие с небес, чтобы весь мир, задыхаясь от восторга, пал к их ногам. Мне говорили, что есть те, кто возвышеннее тебя. Кто прячет душу такой глубины, что небо боится заглядывать в ее размах и ангелы не могут найти дна. Чья любовь способна поворачивать реки вспять, а границы понимания и чуткости спорят с границами вселенной. Мне говорили, а я слушал, улыбаясь про себя. Мне говорили, не понимая одного: того, что ты, человек мой, в жизни моей, душе моей, судьбе моей, сердце моем не выше всех остальных людей. Ты выше всех сравнений.

Я хочу увидеть море. Я хочу дышать до головокружения этим воздухом, густым от мерно вздрагивающей водной глади, от криков птиц, пронзительных, как последнее откровение Бога. Я хочу лежать на мокром прибрежном песке, без одежды, без прошлого, без будущего и курить в сырое небо, улыбаясь невероятной свободе каждого движения ветра, удивительной рыбой струящегося по коже. Я хочу собирать разноцветные камни и стирать с лица брызги воды, не открывая глаз, не будя души, почти не существуя, почти став частью окружающего, движущегося, меняющегося, влажного, соленого, такого чуждого и такого понятного. Я хочу потеряться в ласке волн, я хочу забыть себя самого и просто плыть. Туда, где жизнь окрашивается мягким светом заходящего солнца. Я хочу сидеть на самой кромке воды, на этой дрожащей грани между фантазией и реальностью, нежностью и жестокостью, человеком и… морем. Я так хочу увидеть море.

Тот, кого ты любишь, это воздух. Сладкий, острый, холодный, шальной от переизбытка кислорода, густой как вода и звенящий. Ты жадно хватаешь его открытым ртом, и резко кружится голова, и сердце начинает стучать почти болезненно, но без него ты задыхаешься. И легкие сжимаются, выдавливая сквозь кожу крик и озноб, и судороги… Пока ты снова не вдохнешь этот ядовитый газ. И тогда можно жить дальше и дышать, дышать, ды…

Тот, кого ты любишь, это лезвие. Это скальпель, которым ты препарируешь собственную душу. Это разделочный нож, которым ты безжалостно отсекаешь в себе все лишнее, наносное, ставшее вдруг таким мелким и ненужным. Это бритва, которой ты вскрываешь грудную клетку, обнажая дрожащее сердце, жаждущее самого интимного прикосновения. И, вскрыв себя, ты начинаешь бездумно кромсать это небо, чтобы по кусочкам дарить его тому, кого…

Тот, кого ты любишь, это ночь. Это темнота, сводящая тебя к осознанию звука, вкуса, касания. Это тугая повязка на глазах, заставляющая узнавать мир снова на ощупь, слышать в невероятной тишине дрожание ресниц, различать нюансы дыхания и снова сходить с ума от горячего шепота на обнаженной коже…

Тот, кого ты любишь, это отражение. Это брат твой по крови, по духу, это твое собственное лицо сквозь мутную поверхность мира, это высшее родство, родство глаз, рук, душ, сердец. Это мысли, становящиеся продолжением друг друга, это экстаз страсти, отпечаток стона, крика, молчания, звучащих в унисон…

Тот, кого ты любишь, это сон. Тот единственный, который снится, когда ты не закрываешь глаза. Который нежно обволакивает тебя дремой тепла и уюта, мягко качая на руках бытия. Который нежно выдыхает в твои волосы смех звезд, разлетающийся яркими осколками счастья на ветру, оседающий на твоих губах. Тот, который, меняя мир, однажды становится миром – только твоим…

Тот, кого ты…

Пасмурно. Эта ночь пахнет дождем. И я прячусь

от нее в уютном свете квартиры, осторожно листая страницы своих мыслей, чувств, идей, несбывшихся и сбывшихся мечтаний, утраченных и только рождающихся надежд, знаний и ошибок, легкой печали и мимолетного счастья. Страницы своей жизни, пронумерованные календарными листами. А по коже змеится Слово, становясь последней одеждой, щитом, броней, закрывающее собой взгляд и голос, но настежь распахивающее душу. А там… Пахнет сеном. А на небе – звезды. Самые обычные звезды на самом обычном небе. И я не знаю и не хочу знать их имен. Я хочу просто смотреть и, улыбаясь, показывать на них пальцем и говорить тебе: "смотри, как красиво". Там сложность стремится к простоте. Там на заре выпадает роса и мы шлепаем по ней босиком, и я не читаю тебе стихов о любви и боли, жизни и смерти… Я зову тебя купаться, потому что вода теплая и в ней отражаются сосны и облака. И если напрячь фантазию, то можно представить, что мы летим между ними. А вечером мы пьем чай. С сушками. И все тайны бытия, риторические вопросы, тягостные мысли и нерешенные дела молча ждут нас с той стороны двери. А потом уходят, так и не дождавшись. Потому что мы легли спать. И я пытаюсь стянуть твое одеяло, и ты закидываешь ногу мне на бедро и утыкаешься головой в грудь. А над нами все горят и горят звезды, имен которых я не знаю… Любое слово отзвучит. Но эхом от него останется память о чем-то по-летнему теплом, доверчиво нежном и почему-то пахнущем свежескошенным сеном. И я буду сидеть и улыбаться, глядя в эту дождливую холодную ночь. Но сегодня вечером моя кровь была все еще красной, а это значит, что, возможно, завтра будет ясно.

Я пасынок зимы, я редко пою о лете. Жарко, пыльно, мухи, слепни, запах пота, от духоты часто болит голова и единственное спасение – это обтирание мокрого тела о зашкаливающую массу купающихся в местном водоеме. Но все же… Летняя ночь, когда безжалостное солнце исчезает, но в воздухе еще чувствуется его запах, когда выходишь на улицу просто так, не замечая порога двери, у которой раньше ты проводил ритуал натягивания куртки, шапки и ботинок, четко разделяющий там и тут. Стертая теплом граница дозволенного. Лето это песня юга, это звучание бубна возле разожженных костров. Лето это знойный танец полуобнаженных тел. Лето отражается насыщенно синим небом в капельках воды на загоревшей коже. Лето отражается в лицах людей, щурящихся и улыбающихся свету. Лето это постель из травы с кружащим голову ароматом полевых цветов, в которую падаешь, смеясь и глотая счастливыми глазами пушистые облака. Лето это проснувшаяся от спячки жажда жить. Лето это мы, измененные долгим ожиданием и бесценной находкой. Да, лето это мы. Я пасынок зимы, я редко пою о лете, но все же… я люблю его.

А как иногда хочется – чтобы холодно. Чтобы сердце – до бесчувствия. Чтобы душа – гранитом, бетоном, камнем. Чтобы взгляд – льдом, снегом, инеем. Чтобы не любить, чтобы не больно. Чтобы дышать прозрачным небом и не знать земных страстей. Чтобы не хотеть рук, не искать в оглохшем мире жалкие крохи тепла. Чтобы скалой – в любом шторме, чтобы безразличие вместо всех разбитых надежд. Чтобы уверенный шаг вместо бесполезных попыток, чтобы не гнули и не ломали слова "останемся друзьями". Чтобы любые слова оставались лишь словами. Чтобы не жить, почти умирая, а умереть, оставшись живым. И иногда почти получается, и уже чувствуешь в груди этот холод, и уже ждешь его, готов к нему… Но почему-то мама смотрит на твое лицо и начинает плакать. И ты возвращаешься, конечно, возвращаешься, чтобы снова искать и терять, любить и страдать, и вновь и вновь пить горький чай, разделяя его с этой ночью, своей болью и одиночеством.

Мы играем в счастливых людей. Мы соскребаем с необьятного тела интернета слова лукавых авторов, мотивирующие нас на радость, и закрываем ими проруби одичалой тоски или изысканной печали, или отчаянного одиночества, или просто откровенной боли в собственных душах. Мы с придирчивостью эстета собираем осколки хорошего настроения, смеха и той теплой разноцветной ваты, которую так актуально сейчас дарить друг другу. Посмотри какая очаровательная улыбка! А смотри какие у меня солнечные зайчики! Радуемся!!! Но мы забываем, что люди – это люди. И каждый из нас стремится к тому, чего у него либо нет, либо остро не хватает. Я пробираюсь сквозь паутину слов, оттиски душ, сквозь эти цветные огни, россыпи шуток, разнузданное пение, я стираю рукавом матово блестящий фантик веселья и слушаю тихий шепот обычной грусти… Маленькой, человеческой грусти, не возведенной иными сытыми представителями вида до гордого ранга трагедии всея души. Простой грусти. Я вижу ее девочкой, избитой крайностями, спрятанной под мусором и шелухой наносного оптимизма. Я смотрю в ее глаза и думаю, а когда я в последний раз видел рассвет? Нет, не мельком, спеша по своим делам, не сонно бросив взгляд в окно, заваривая кофе, а по-настоящему, осознанно, целенаправленно? Так, чтобы встать из уютной постели, когда еще темно, вызвать такси, сесть в него и поехать на край города, чтобы увидеть – рассвет… Держа за руку девочку-грусть. Чтобы там, между шумным городом и молчанием рассвета, встретить ее брата близнеца – маленького, забытого мальчика-счастье.