Запертая комната. Убийца полицейских. Террористы
Шрифт:
– А вот мы сейчас проверим. – Бульдозер подался вперед, сверля Мауритссона глазами. – Значит, тебе надо, чтобы я выражался яснее? Хорошо, слушай. Мы отлично знаем, что это ты в прошлую пятницу ограбил банк на Хорнсгатан, и отпираться ни к чему, у нас есть доказательства. Грабеж – дело серьезное, да, к сожалению, этим не ограничилось, так что сам понимаешь, ты здорово влип. Конечно, ты можешь заявить, что на тебя напали, что ты вовсе не хотел никого убивать, но факт остается фактом, и мертвеца не воскресишь.
Мауритссон побледнел,
– Надеюсь, тебе ясно, что в твоем положении юлить не стоит, только хуже будет. У тебя есть один способ облегчить свою участь – перестать отпираться. Теперь понял?
Мауритссон качал головой, открыв рот.
– Я… я не понимаю… о чем вы толкуете… – выговорил он наконец.
Бульдозер встал и заходил по кабинету.
– Дорогой Мауритссон, мое терпение беспредельно, но я не переношу, когда человек глуп как пробка.
По голосу Бульдозера чувствовалось, что даже у беспредельного терпения есть предел.
Мауритссон все так же качал головой, а Бульдозер, важно прохаживаясь перед ним, продолжал вещать:
– Мне кажется, я выразился достаточно ясно, но могу повторить: нам известно, что ты явился в банк на Хорнсгатан. Что ты застрелил клиента этого банка. Что тебе удалось уйти и унести с собой девяносто тысяч крон. Это точно установлено, и тебе нет смысла отпираться, только хуже будет. Зато, если ты перестанешь юлить и признаешься, тебе это зачтется – в какой-то мере, конечно. Но одного признания мало, ты должен помочь полиции, рассказать, как все происходило, затем – куда ты спрятал деньги, как ушел с места преступления, кто тебе помогал. Ну, теперь до тебя дошло?
Бульдозер прекратил разминку и снова сел за письменный стол. Откинувшись в кресле, он посмотрел на Рённа, потом на Гунвальда Ларссона, словно ждал аплодисментов. Но лицо Рённа выражало только сомнение, а Гунвальд Ларссон ковырял в носу с отсутствующим видом. Образцовый по ясности и психологической глубине монолог не был оценен по достоинству. «Бисер перед свиньями», – разочарованно подумал Бульдозер и снова повернулся к Мауритссону, в глазах которого смешались недоумение и страх.
– Но я тут совершенно ни при чем! – горячо произнес Мауритссон. – О каком таком ограблении вы толкуете?
– Кончай вилять. Сказано тебе – у нас есть доказательства.
– Какие доказательства? Не грабил я никаких банков и никого не убивал. Черт-те что.
Гунвальд Ларссон вздохнул, поднялся и встал у окна, спиной к остальным.
– С таким, как он, да еще вежливо разговаривать! – процедил он через плечо. – Врезать ему по роже – сразу все уразумеет.
Бульдозер жестом успокоил его:
– Погоди немного, Гунвальд.
Он уперся в стол локтями, положил подбородок на ладони и озабоченно посмотрел на Мауритссона:
– Ну так как?
Мауритссон развел руками:
– Но ведь я ничего такого не делал. Честное слово!
Лицо Бульдозера по-прежнему выражало озабоченность. Но вот он нагнулся и выдвинул нижний ящик стола.
– Значит, клянешься… И тем не менее я оставляю за собой право сомневаться.
Он выпрямился, бросил на стол зеленую парусиновую сумку и торжествующе уставился на Мауритссона, который глядел на сумку с явным удивлением.
– Да-да, Мауритссон, как видишь, всё налицо.
Он аккуратно разложил на столе содержимое сумки.
– Парик, рубашка, очки, шляпа и, наконец, самое главное – пистолет. Что ты скажешь теперь?
Мауритссон ошалело переводил взгляд с одного предмета на другой. Внезапно он изменился в лице и застыл, бледный как полотно.
– Что это… Что это значит?.. – Голос его сорвался, он прокашлялся и повторил вопрос.
Бульдозер устало поглядел на него и повернулся к Рённу:
– Эйнар, проверь, пожалуйста, – свидетели здесь?
– Угу, – сказал Рённ, вставая.
Он вышел из кабинета, через несколько минут снова появился в дверях и доложил:
– Угу.
Бульдозер сорвался с места.
– Прекрасно! Сейчас мы придем.
Рённ скрылся, а Бульдозер уложил вещи обратно в сумку и сказал:
– Ну что ж, Мауритссон, тогда пройдем в другой кабинет, устроим небольшой показ моделей. Ты идешь с нами, Гунвальд?
Он ринулся к двери, прижимая к себе сумку. Гунвальд Ларссон последовал за ним, грубо подталкивая вперед Мауритссона.
Кабинет, в который они вошли, находился по соседству и мало чем отличался от других служебных помещений уголовной полиции. Письменный стол, стулья, шкафы для бумаг, столик для пишущей машинки. На одной стене – зеркало, оно же окно, через которое можно было наблюдать за всем происходящим из соседней комнаты.
Стоя за этим потайным окном, Эйнар Рённ смотрел, как Бульдозер помогает Мауритссону надеть голубую рубашку, напяливает ему на голову светлый парик, подает шляпу и темные очки. Мауритссон подошел к зеркалу и удивленно воззрился на свое отражение. При этом он глядел прямо в глаза Рённу, и тому даже стало не по себе, хотя он знал, что его не видно.
Очки и шляпа тоже пришлись Мауритссону в самый раз, и Рённ пригласил первого свидетеля – кассиршу из банка на Хорнсгатан.
Мауритссон стоял посреди комнаты, сумка на плече; по команде Бульдозера он начал прохаживаться взад и вперед.
Кассирша посмотрела на него, потом повернулась к Рённу и кивнула.
– Присмотритесь хорошенько, – сказал Рённ.
– Ну конечно она. Никакого сомнения. Может быть, только брюки были поуже, вот и вся разница.
– Вы совершенно уверены?
– Абсолютно. На сто процентов.
Следующим был бухгалтер банка.
– Это она, – решительно произнес он после первого же взгляда на Мауритссона.
– Вы должны посмотреть как следует, – сказал Рённ. – Чтобы не было никакой ошибки.