Записки беспогонника
Шрифт:
Возвращаюсь к прерванному рассказу.
В Искре привезенные с собой окна и двери пригодились для ремонта пустых домов. Из жердей и досок мы оборудовали нары и поселились более или менее сносно.
Жителей там не было, их сожгли немцы в Оле. Чудом уцелели только двое мальчишек, живших в погребе. Я к ним подходил, пробовал с ними заговаривать, но никакого толку не мог от них добиться. Они так одичали, что едва ворочали языками и не смогли назвать своих имен. Виду них был страшный — покрытые корой грязи, все в лохмотьях и болячках, усыпанные вшами. В том погребе оставалась картошка,
И наши бойцы раскапывали в Искре картофельные ямы. Эта картошка служила нам хорошим подспорьем, хотя мы получали полный фронтовой паек. Продукты, кроме круп, были исключительно американского происхождения — свиная тушенка, сушеные, так называемые «рузвельтовы», яйца, совсем не сладкий тростниковый сахар. Все это нам осточертело еще больше печенья. О децзаготовках в этих разоренных краях нечего было и думать. Иногда в командирскую столовую попадала свежая рыба, которую глушили наши бойцы в недалекой Березине.
Возле Искры мы опять строили жердевые лежневки. Работать было легче — и бойцы применились, а главное, наступила весна, оттаяла земля, засветило солнце, и можно было сдать ломы в кладовку.
В самый день Пасхи, встав утром, мы увидели разбросанные повсюду красного цвета мины с крылышками. Мы еще посмеялись, вот дураки немцы скинули их с самолетов, а они не взорвались.
Мы отправились на работы, и вдруг среди дня поднялась ожесточенная стрельба. Оказывается, эти немецкие штучки были мины-бабочки замедленного действия, которые принялись рваться.
В нашей роте двое бойцов были ранены и погиб кузнец Клюшников, которому осколок попал в лицо. Клюшников к нам в роту попал недавно, но мы его сразу оценили за кузнечное мастерство, за энергию и за веселый характер. Только за три дня до своей гибели он сумел разыскать в болоте разломанную немецкую походную кузницу, починил ее и стал ковать для лежневок скобы и штыри. Этот ценный, столь необходимый для саперов станок на ножном приводе прошел с нами всю войну, и мы много раз вспоминали покойного кузнеца.
В 20-х числах апреля меня неожиданно вызвали в Шацилки в штаб нашего ВСО на рекогносцировку новых рубежей. На этот раз я пошел с большим удовольствием — очень уж осточертело однообразное и напряженное строительство лежневок. Взял я с собой трех молодых бойцов — Ваню Кузьмина и Федю Бучнева из 1-го взвода и Пашу Жаркова из 3-го.
В Шацилках нам предстояло получить на 10 дней продукты. Я отправился к помначу ВСО по снабжению капитану Эйранову. Выпросить у него что-либо лишнее было совершенно невозможно, он бы и сыну родному отказал. Я осмелился только попросить заменить «рузвельтовы» яйца и крупу бочкой соленых огурцов. Эйранов разрешил, но потребовал с меня 5 рублей залогу за бочку. Зная бабскую любовь к соленому, я на эти огурцы твердо рассчитывал.
Во всей 48-й армии такого лакомства ни у кого не было, а ВСО им обладало, и вот откуда.
Еще на Саратовском рубеже по инициативе Зеге удалось приобрести в районе города Баланды целый совхоз. Назвали его «Подсобное хозяйство Победа», отправили туда для кормления нескольких начальственных жен, нескольких слабосильных и всех желающих обрести тихое пристанище.
Фронт двигался к западу, в подсобном хозяйстве пахали, сеяли, жали и собирали в житницы. Раз в месяц туда переводилась зарплата. Дважды, еще на Донском рубеже, мы получали по несколько вагонов гнилых из-за месячного пути соленых огурцов, которые тут же выбрасывали. Расстояние до подсобного хозяйства с каждым месяцем увеличивалось, и мы все, кроме бухгалтеров, о нем уже успели забыть.
И вдруг сюда в Полесье на станцию Шацилки наряду с вагонами, доставившими в 48-ю армию снаряды, мины, войска, бензин, американские продукты, пушки и танки, прибыли в адрес 74-го ВСО два вагона с солеными огурцами и притом отличного качества.
Отправившись на рекогносцировку, я очень быстро сменял у крестьян огурцы на картошку из расчета котелок огурцов на ведро картошки, у солдат мы меняли их на свиную тушенку и на хлеб, а пустую бочку выменяли на большой кусок сала.
Вернувшись в ВСО по окончании рекогносцировки, я встретил майора Елисеева. Тот меня упрекнул — почему я к нему не подошел, когда получал продукты, он бы сумел дать нам кое-какой добавок.
Я ему рассказал, как менял огурцы. Он меня подробно расспросил, однако в шутку предупредил, чтобы комбинация с бочкой не дошла бы до Эйранова. В тот же день он издал приказ организовать в широком масштабе обмен огурцов с местными жителями и с воинскими частями.
Рекогносцировкой руководил мой давнишний знакомый по Старому Осколу работник УОС-27 капитан Фирсов. Рекогносцировать, на этот раз совершенно самостоятельно, должны были представители нашего ВСО: старший лейтенант Американцев, Некрасов и я. Каждому досталось по два БРО.
Мне пришлось ехать на крайние южные. Забрав необходимые материалы, соленые огурцы и прочие продукты, я выехал со своими тремя бойцами за 8 км в деревню Затон.
Мы начали в самый разлив Березины, и вся территория обоих БРО, за исключением нескольких островов, была залита водой. Работы мы начали с постройки плота, который сооружали два дня. У нас не было ни одного гвоздя, и все бревна мы связывали лыком. Спустили плот в воду и шестами принялись отпихиваться.
От острова до острова расстояния я определял на глаз, направления азимутов брал по компасу и размещал огневые средства на незалитых высотках. Плавание на плоту по протокам занимало много времени. Первые три дня мы плавали без особых приключений, только что застревали на мелях и в затопленных кустах. На четвертый день как раз посреди широкой протоки лыковые связки на плоту неожиданно лопнули, бревна разошлись и мы очутились по грудь в воде. Держа над головами топоры и бумаги, мы побрели к берегу, выбрались на травку, кое-как обсушились и принялись сооружать второй плот.
Жили мы вчетвером в одной хате. У хозяйки было пятеро своих детей и шестой восьмилетний приемыш, у которого немцы повесили мать. Я разговорился с мальчиком, он рассказал, что видел свою мать на виселице.
— У мамы сапог с ноги упал, — говорил он, — и мы его не нашли, а другой сапог бабушка сама сняла и принесла домой.
К 1 мая я закончил рекогносцировку и вернулся обратно в роту. Рота без меня переехала из Искры и обосновалась в лесу в двух километрах от Шацилок.