Записки десантника
Шрифт:
Доводы его были убедительны, и все же мне хотелось сходить в Борисов самому. Вопрос этот неожиданно решился в мою пользу после возвращения из города молодых разведчиков.
Борис доложил, во-первых, что Никифор и Казимир живы-здоровы и никакой слежки за ними пока не установлено; во-вторых, что Болдырев настойчиво просит о встрече с кем-нибудь из руководителей штаба бригады для передачи важных сведений. Это заинтриговало меня, и я передал просьбу Болдырева Лопатину. Вскоре комбриг сам приехал к нам на временную базу, и мы подробно обсудили этот вопрос. Еще раз расспросили Федотова о Болдыреве, и тот, тепло отозвавшись о нем, высказал мнение,
Мы снова проанализировали письменные ответы Болдырева на мой вопросник. Они, безусловно, были правдивыми и содержали ценные для нас сведения.
— Ну что ж, рискни, — сказал Лопатин. — Хорошенько все продумай, подготовь. Пойдешь не один, с группой Качана. Эти хлопцы тебя не подведут.
Готовился я к выходу в Борисов очень тщательно. Рудак и Александров снабдили меня поддельным немецким паспортом; несколько дней я изучал по карте расположение улиц Борисова, знакомился с повадками гитлеровцев при встречах с советскими мирными людьми; подобрал для себя новый штатский костюм, сшитый по последней моде из заграничного материла, шляпу, туфли; соответственно одел Качана, Капшая, Ржеуцкого и Федотова, которого я брал для установления связи с Болдыревым, и 13 августа мы вышли с базы.
Первые пять километров прошли очень быстро, одним рывком. Около села Сутоки переправились через реку Гайну, миновали села Антополье, Юрьево и вышли на Юрьевский тракт, пролегавший по просеке высокого соснового леса.
День выдался жаркий. Разведчики шли быстро, но когда за нашей спиной осталось километров двадцать и нам пришлось свернуть с просеки, движение замедлилось. Надо было пробираться сквозь густые заросли по еле приметной тропинке, царапаясь о шиповник, обжигаясь высоченной крапивой. В полдень мы вышли на большой заливной луг, упиравшийся в озеро с сильно заболоченными берегами, и тут сделали привал. Все шло хорошо.
К вечеру мы выбрались на шоссе Большое Стахово — Борисов и справа услыхали лай собак.
— Овчарки, — пояснил Николай, заметивший мою настороженность. — Это в военном городке Ледище. Там их с полсотни.
Вдали на шоссе послышалось стрекотанье легкого мотора. Мы залегли в придорожном кустарнике, и мимо промчался мотоцикл. За ним прошли броневики.
— Патруль, — шепотом пояснил Борис.
Подождав наступления темноты, мы поднялись, пересекли шоссе и углубились в небольшой лесок, сбегающий к извилистому берегу Березины, за которой была центральная часть города, именуемая Старым Борисовом. Нам же надо было пробраться к его западной окраине, в пригород Дымки. Завернув свои автоматы в плащ-палатку, мы спрятали их под корни приметной сосны и налегке отправились дальше.
Через полчаса мы вышли на опушку леса, откуда начиналось торфяное болото. Полная луна мешала двигаться по открытой местности, и мы принуждены были ждать, пока луну закроет туча. К счастью, ждать пришлось недолго. На болоте торчали высокие штабеля торфа, часто встречались глубокие траншеи выработок. Иногда кто-нибудь из нас попадал в них и, выкарабкиваясь с помощью товарищей, от всего сердца чертыхался.
Наконец болото позади. Перед нами — луг шириной метров в триста, переходящий в огороды крайних дворов поселка Дымки. Как назло, снова из-за туч вынырнула луна, а справа, со стороны шоссе, идущего через Дымки в Ледище, в воздух взметнулась ракета и застрочил пулемет. Мы упали на землю и замерли. Через минуту стрельба прекратилась.
— Придется ползти, — прошептал Николай.
Борис и Федотов поползли первыми, и когда достигли огородов, за ними последовали мы. У изгороди нас встретил Борис, успевший, оказывается, сбегать к хозяину двора, узнать обстановку и вернуться обратно.
— Все в порядке. Пошли, — шепнул он.
Миновав сад, мы вошли в маленький, обнесенный высоким забором двор, и здесь нас встретил низенький человек в блестевшей при лунном свете замасленной кепке.
— Мой дядя, Антон Иванович Дударенко, — отрекомендовал его Борис, — наш верный помощник. Через его двор мы всегда входим в город.
Я пожал мозолистую руку Антона Ивановича, и через минуту мы уже были у него в доме. Пока хозяин готовил на чердаке сарая для нас постель, его жена Клавдия Спиридоновна накормила нас.
— Но почему мы должны ложиться спать, — удивился я, — ведь нам надо еще пройти на явочную квартиру?
— Ночью мы по городу не ходим, — ответил Капшай. — Выйдем отсюда только утром, когда кончится время комендантского часа.
Это меня озадачило. Я ведь рассчитывал, что мы будем ходить по городу, как правило, ночью и только в крайнем случае — днем. Но делать было нечего, я должен был положиться на опыт разведчиков и вслед за ними полез на темный сеновал.
Ловушка
Утром мы с Николаем вышли со двора Дударенко и направились вдоль улицы (остальные мои спутники вышли несколько раньше, чтобы до нашего прихода на явочную квартиру разведать, все ли там спокойно).
Не успели мы пройти и половины улицы, как навстречу показались трое гитлеровцев. Я насторожился — сейчас впервые мне придется встретиться лицом к лицу с врагом.
— Смелее, выше голову, — услышал я шепот Коли.
Приближаясь к немцам, мы услужливо сошли на дорогу, уступая им путь. Николай громко приветствовал их по-немецки. Те буркнули что-то невнятное и прошли мимо.
Пока мы не свернули за угол, мне все казалось, что немцы стоят и смотрят нам в спины, и ждал команды «Стой!». Рука невольно тянулась к карману с гранатой, и мне понадобилось напрячь всю волю, чтобы идти не оборачиваясь.
— Держитесь прямее, — снова напомнил мне Николай, — не наклоняйте голову, а то создается впечатление, будто вы стараетесь спрятать лицо. Имейте в виду, что чем смелее идешь — тем лучше.
Пройдя еще улицу и свернув в глухой переулок, мы подошли к калитке дома, за которой нас поджидал Федотов. Во дворе нас встретила хозяйка дома — жена того самого Климковича, о котором мне когда-то говорили разведчики как о человеке, пользующемся доверием у немцев.
— Самая надежная наша квартира, — пояснил мне, входя в дом, Николай.
Сам хозяин за все время нашего пребывания в его доме показался лишь один раз и то ненадолго. Дома были только его жена Елена Викторовна и дочь Люда.
Во второй половине дня к нам пришел Алехнович, коренастый, уже седеющий человек с открытым, как-то сразу внушающим к себе доверие лицом и пытливым взглядом.
Я подробно расспросил Никифора Васильевича о его работе у Кёринга, о Семенковой.
— Вашу директиву я выполнил, — докладывал он, — работаю и пользуюсь у Кёринга полным доверием. Ну, а о Жене теперь я уверенно могу сказать, что она наш человек. И хотя за ней увивается сам Кёринг, Женя держит его на расстоянии, даже на квартиру зайти не разрешает.