Записки экспедитора Тайной канцелярии. К берегам Новой Англии
Шрифт:
– Найн! – взял он ее под локоть. – Не сидеть, ауш-тейн бите!
Лиза, все более недоумевая, к чему ей это, забралась на сиденье и свысока взглянула на взрослых. Портной взял веревочку с черными отметинами, обозначавшими дюймы, и приложил к Лизиному плечу.
Ванюша молвил сконфуженно:
– Ну, негоже тебе крестьянкой ходить, чай не деревня здесь. Он сошьет тебе одежку для города.
Портной продолжал ловко снимать мерки, но тут в комнату заглянул Егорка:
– Ваша милость…
Иван вышел, но дверь оставил приоткрытой:
– Ваша милость, беда! – зашептал денщик.
– Что случилось?
– Молодая барышня слегла! – выпалил Егорка. – У Фирсановых сначала за лекарем посылали, а потом и вовсе за священником.
– Что с ней?! – вскричал Иван.
– Слуги говорят, животом мается.
– Черт! Неужто и ее отравила?! – Он ни за что не простит себе, что послушал Ушакова…
Звук пощечины и голос немца прервал горестные мысли:
– Майн гот! Ду ист… – донеслось из-за двери. Портной просто лопнул от возмущения, как увидел Ивана: – Mein Herr! – он приложил ладонь к покрасневшей щеке. – Она как дикий зверь мне не давать работать! Так невозможно!
Ну вот еще этого недоставало! Не до Лизиных капризов сейчас, бежать надобно, а то ведь так можно и не успеть.
– Разберитесь меж собой сами!.. – Иван схватил кафтан, треуголку со шпагой и ринулся к выходу.
– Так, может, я лошадку запрягу?.. – начал было Егор.
– Так добегу, – перемахивая через ступени и на ходу одеваясь, крикнул Иван.
Егорка оценил скорость и подумал, что так оно, конечно, вернее, а то пока то да се с лошадьми. Денщик вернулся в комнату, где немец все демонстрировал урон, что нанесла ему Лизавета: держался за щеку и возмущенно пыхтел. Егору как-то неудобно стало перед иноземцем:
– Ну зачем же ты его по мордам-то? – укорил он своенравную девчонку.
Лиза, вставив руки в боки, ну точно как Пелагея, когда бывала недовольна, воскликнула:
– Знаю я вашего брата, будет он мне тут грудь мерить!
Вот упрямая! Егорке насилу удалось уговорить ее потерпеть чуть-чуть, ведь для ее же блага барин старается. Лишь апелляция к Ванюше заставила Лизу, скрепив сердце, дождаться, пока портной закончит работу.
Самойлов бежал по улице, не чуя под собой ног. Как мог он не предотвратить душегубства?! Знать, что злодейство может свершиться в любую минуту, и спокойно ждать, чтобы уличить виновную! Разве это по-божески?! Конечно, есть интересы следствия, но человеческая душа неужели не дороже любых интересов? Он чуть не сбил с ног пирожника, но даже не остановился, а припустил еще быстрее. «Только бы успеть! – твердил он себе. – Только бы успеть!» Уже у ворот Фирсановых он столкнулся с давешним лекарем из аптеки.
– Что с барышней? – с трудом переводя дух, спросил Иван.
Лекарь покачал головой:
– Ох, ваша милость, плоха барышня!
– Неужто отходит? – самые страшные предчувствия начинали сбываться.
– Ну, положим, не отходит, но в лихорадке лежит, – успокоил его аптекарь.
– Значит, жива еще? – с надеждой спросил Иван.
– Жива пока, – вздохнул лекарь и поспешил прочь, его ждали лавка и покупатели.
Самойлов бросился в дом, раскидав слуг у дверей. Анфилада казалась ему бесконечной, возникающие то и дело лакеи преграждали путь к нужной комнате. А какая из них нужная? Иван заглянул в одну, другую, третью. И наконец увидел Феклу. Полог кровати почти скрывал ее, но бледность на лице выдавала недуг. Девушка услышала шум, подняла голову от книги и увидела знакомого офицера, расталкивающего слуг.
– Это вы? – слабым голосом выразила она удивление.
– Да. Вы сегодня что-нибудь пили? – приступил Иван к делу.
– Только фруктовую воду.
– Кто вам ее принес?
– Мачеха, – Фекла недоуменно смотрела на гостя. – Мне нездоровилось ночью, она сама принесла мне питье. У нее комната рядом.
Злодейка словно подслушивала весь их разговор – именно на этих самых словах и вошла! Распахнула двери из смежной комнаты и величаво возникла на пороге. Все тот же холодный взор, гордая осанка и низкий бархатный голос:
– Чем я опять обязана вашему визиту, сударь? – поинтересовалась вдова.
Самойлов выпрямился, как при вынесении приговора:
– Сударыня, вы обвиняетесь в убийстве через отравление и покушении на оное.
Притворный смех в ответ и ни тени смущения:
– Как интересно. И кого же я убила?
– Вашего супруга! – выпалил Иван.
Ну коли она хочет, чтобы это известие стало достоянием домашних, почему бы и не назвать все своими именами? Но в ту же секунду Иван пожалел о сказанном: по бледному лицу Феклы пробежала тень страдания.
– Помилуй боже! – все так же театрально воскликнула вдова и села в мягкие кресла у изголовья кровати. – Вы сами привезли мне письмо, в котором сказано, что он отправляется по важным государственным делам.
Но офицер оказался упорен в своих обвинениях:
– Все вы прекрасно знаете! А сегодня ночью пытались отравить и вашу падчерицу!
Барышня взглянула на мачеху, потом снова на Самойлова.
Анна Михайловна начинала гневаться:
– То есть я – убийца?! Может, у вас и предписание имеется? – повысила она голос.
Офицер на мгновение растерялся:
– Нет, – а потом решительно добавил: – но оно у меня будет!..
Анна Михайловна, не в силах более терпеть напраслины, взяла колокольчик и позвонила. Тут же два рослых детины возникли по обе стороны от Самойлова. Фирсанова все свое возмущение вложила в приказ:
– Господина этого проводите вниз и в дом больше не пускайте! Он, видимо, повредился рассудком!
Лакеи попытались взять Самойлова под локти, но он ударил их по рукам и крикнул:
– Я вернусь! – У самых дверей он оглянулся: опасно было оставлять бедняжку наедине с этой страшной женщиной, способной на все ради денег. Сказанные напоследок слова его отозвались зловещим эхом в просторной комнате: – И молите бога, чтобы с вашей падчерицей ничего не случилось!
Лишь только дверь за Иваном закрылась, мизансцена тут же изменилась. Гнев слетел с лица Анны Михайловны, она рассмеялась теперь от души, падчерица тоже, словно и не было у нее лихорадки, подхватила веселье.