Записки экспедитора Тайной канцелярии. К берегам Новой Англии
Шрифт:
– По-моему, он – дурак! – Фекла вылезла из-под одеяла и села на кровати.
Фирсанова перестала улыбаться и в задумчивости произнесла:
– Дурак – не дурак, а посла заставил поволноваться. К счастью, он все подписал, вот купчая на дом в Лондоне и наши паспорта, – она протянула бумаги,
с которыми вошла в спальню дочери, чтобы обрадовать ее с утра, а вместо этого чуть не была арестована.
– Так мы едем в Европу?!. – воскликнула девица и закружилась по комнате. Куда только хворь девалась?
– Конечно, – довольная столь удачным завершением дела, промолвила вдова.
Фекла дрожащими руками взяла бумаги, развернула, прочла, не веря своим глазам. Но документы ясно свидетельствовали, что она и мать имеют все права на вожделенный лондонский особняк. Руки ее все еще дрожали не то от болезни, не то от волнения. Девушка взяла кувшин и налила в бокал фруктовой воды, продолжая разговор:
– То есть они все думают, что убийца ты?
– Ну, если бы ты по правде умерла, то они были бы в этом уверены, – отозвалась мачеха.
Фекла поднесла бокал к губам, но в последний миг передумала и протянула его мачехе:
– Хочешь?
Анна Михайловна взяла напиток и улыбнулась так, как только она одна умела:
– Знаешь, я бы сейчас выпила чего-нибудь покрепче! – Красавица графиня сделала несколько глотков.
Фекле все больше нравилась эта игра, забавно было обхитрить стольких знатных господ! С улыбкой она продолжала свои рассуждения:
– Если бы сейчас умерла ты, то все бы подумали на посла?..
– Ну, наверняка! – согласилась Анна Михайловна и протянула падчерице бокал: – Спасибо.
Вдова уже было собралась покинуть комнату, но вдруг странный комок сдавил горло. Фирсанова закашлялась, через миг кашель перешел в хрип, глаза ее увеличились от удушья, и она замертво свалилась к ногам Феклы.
Девушка огляделась – никто не стал свидетелем ужасной сцены. Она аккуратно перешагнула через
бездыханное тело, взяла колокольчик и позвонила. Слуги почему-то замешкались в этот раз, видимо Самойлова провожали, и у нее было достаточно времени, чтобы принять более естественную позу и заплакать, как можно горше.
Наш же герой, уверенный в виновности вдовы, спешил к Ушакову с докладом и ничего не ведал об истинных причинах смерти Фирсанова и о том, какие страсти кипели в роскошном особняке после того, как он его покинул. Экспедитор тайной канцелярии честно рассказывает о роковом заблуждении в своих записках:
Тогда мы еще не ведали, что Анна Михаиловна Фирсанова почти каждый божий день покидала родной дом вовсе не для любовных утех, она ездила сватать свою падчерицу за английского посла. И добилась того, что к обручению была оформлена купчая на дом. Но становиться женой старого барона не входило в планы молодой девушки.
Известие о внезапной кончине Анны Михайловны застало Самойлова в кабинете Ушакова и вовсе сбило с толку.
Глава VI,
в коей Самойлову становится ясно, что понять преступника можно, а простить не всегда
Небольшая карета остановилась около дворца английского посла. Бравый офицер вышел из нее и проследовал в дом. Уже на лестнице его попытался задержать секретарь, но что он мог противопоставить вооруженным до зубов драгунам, сопровождавшим Туманова? Оставалось только вновь бежать, чтобы поспеть первым распахнуть дверь и продемонстрировать Уитворту безуспешные попытки справиться с этими наглыми русскими.
– Вот… – взмахнул секретарь руками, указывая на офицера, действующего столь бесцеремонно.
Туманов подождал, пока драгуны займут надлежащее место по обе стороны кресла посла, а затем торжественно развернул царскую грамоту и зачитал:
– Вы, сударь, обвиняетесь в смертоубийстве! Именем императрицы вы арестованы и будете препровождены в Приказ сей же час.
Нет, ну это уже переходит все рамки дозволенного! А как же заверения Александра Даниловича?
– Вы что, с ума сошли?! – Уитворт кипел от возмущения. – Я посол Великобритании! Да вы меня и пальцем тронуть не смеете! – объяснял он азы дипломатии этому дикому человеку, мнящему себя офицером цивилизованной державы.
Туманов устало посмотрел на посла и кивнул драгунам. Те охотно показали иноземцу, что законы их страны позволяют трогать его особу не только что пальцами, но и всей широкой пятерней в случае сопротивления. А поскольку Уитворт упорно твердил «Я буду жаловаться!» даже после того, как Туманов протянул ему шляпу, то одному из драгун пришлось стиснуть его плечо и толчком указать нужное направление к выходу. Уитворт как-то сразу осекся и замолчал. Секретарь, который поначалу еще суетился, окончательно помертвел от ужаса и молча проводил барона Уитворта и его конвой взглядом. И лишь когда через открытое окно донеслись до его ушей конский топот и шуршание колес по мелкому гравию, секретарь отер пот со лба. Кавалькада с каретой во главе тронулась прочь.
Ушаков беседовал с Уитвортом в каземате не один час, а результата все не было. Поняв бесплодность своих усилий, Андрей Иванович прервал допрос и направился к выходу. Его тяжелые шаги гулко отзывались под мрачными сводами. На какой-то миг он сам себе показался злым роком, отстукивающим ударом трости о каменный пол последние секунды жизни государственных преступников. Но Ушаков был уверен, что карал справедливо, а если кто думал иначе, так это потому, что был он злодей, а участь всех злодеев уже решена в небесной канцелярии. Так что рука самого Андрея Ивановича – это скорее рука провидения, вершащего справедливый суд земной.
Такого же мнения придерживался и его товарищ по тайному ведомству граф Толстой, он был уверен, что зазря людей в казематах Тайной канцелярии не пытают. Вот и в случае с Уитвортом все могло бы сойти за семейную драму, коими пестрят английские романы, если бы не одна деталь. а вернее государственное лицо, косвенным образом причастное к страшному отравлению Фирсановых. А потому Петру Андреевичу не терпелось узнать подробности допроса английского посла, и он ожидал доклада Ушакова прямо у него дома. Но едва он увидел лицо Андрея Ивановича, как сразу все понял: