Записки экспедитора Тайной канцелярии. К берегам Новой Англии
Шрифт:
А утро в доме Андрея Ивановича началось так. Хозяин вне себя от ярости в одном халате, заложив руки за спину, молча прошествовал к камину. Затем снова вернулся к стоявшим навытяжку солдатам и, наконец, взорвался:
– Мерзавцы! Распустились вконец!
Он брызгал слюной, пучил глаза и почти не владел собой:
– Удавлю всех собственными руками! В моем доме спать на посту! Почему не разбудили?
И тут ему на глаза попался человек в одной рубахе. А этот что здесь делает?! Ушаков на миг оторопело замер, а потом крикнул прямо в лицо застывшему в одном строю с солдатами:
– Как зовут?!
– Прутиков, ваша милость!
По чеканному ответу Ушаков понял, что перед ним один из солдат, что должен был стоять на часах в ночном карауле. Но не в мундире! Значит, точно спал!
– Я тебя, Прутиков, в Сибирь! – заорал Ушаков. – Сгною!!!
Самойлов появился в спальне в тот момент, когда Ушаков ее уже покинул. Но несмотря на то что тяжелые шаги почти затихли, а крики «Мерзавцы! Скоты!» доносились все реже и все глуше, солдаты по-прежнему стояли навытяжку. Виной тому был Туманов. Он, наконец, ожил, начал бодро расхаживать перед строем, поднося кулак к самым лицам провинившихся.
– Случилось что? – спросил Самойлов.
– Случилось, – в сердцах крикнул Туманов. – Была б моя воля, я вас не только в Сибирь. – Туманов лихо прохаживался перед строем и очевидно напоминал самому себе только что удалившегося Ушакова. – Я с вас живьем шкуру бы содрал! – ревел он, но голос и стать не позволяли ему даже отдаленно походить на главу Тайной канцелярии. – Охрана. – ехидно протянул офицер и окинул скептическим взором замершие в страхе лица.
Да, дай такому волю, он всех в Сибирь сошлет. Хорошо, что Андрей Иванович попридерживает его прыть. Взгляд экспедитора скользнул на висящий на стене канделябр. Почему-то вдруг всплыло в его памяти дело об отравлении, в коем фигурировал свечной воск и яд, подмешанный в него ловким секретарем Полины Ивановны. Иван снял восковой налет и поднес к носу.
– А что, служивый, свечи ночью горели?
– Так и есть, ваша милость! Приказ был смотреть в оба. Поэтому, не гасили, – ответил один из солдат.
– Смотрели они в оба, – пробурчал Туманов.
Но Самойлов не слушал его, а направился прямо в гостиную. Поднял глаза на интересовавший его гобелен. Да так и замер от удивления. Вот почему так взбешен был Ушаков! Поперек ковра красовалась огромная дыра. Злодеи промышляли прямо под носом главы Тайной канцелярии. Смело! Самойлов достал принесенную с собой гравюру и принялся сравнивать ее с рисунком попорченного гобелена. Потом потрогал свечи из канделябра – на них обнаружился такой же налет, что и в спальне.
Кашель возник раньше, чем в гостиной появился Ушаков, за ним с подносом неотступно следовал Федор.
– А, это ты… – Андрей Иванович с трудом справился с очередным приступом. – Знаешь уже?
– Рассказали, – ответил Самойлов.
Ушаков резко повернулся и наткнулся на поднос.
– Что это?! – крикнул он в ярости.
– Так это… – оторопел слуга.
– А-а-а, – Ушаков принял лекарство и зашелся в очередном приступе кашля. – Сгною мерзавцев. – начал он было.
– Сдается мне, что караул не виноват, – мягко прервал его Иван.
– Говори, – Ушаков сел в кресло и с интересом взглянул на сыщика.
– В канделябрах стояли свечи с особым составом, типа сонного порошка. Вот понюхайте, ваше сиятельство.
– Сам понюхай! И привези-ка мне этого фокусника. Замешан он здесь.
– Да я, собственно, за тем и пришел.
– Что еще?
– Из постоялого двора, где он давеча останавливался, Вангувер съехал.
– Вы что, все издеваетесь?! – снова закричал Ушаков. – Сговорились?! – Он вскочил с кресла и снова закашлялся. На пороге возник Федор с подносом.
– Что это?!
– Так это, лекарство…
Ушаков принял снадобье. А затем снова заголосил на Самойлова:
– Ты чего тогда приперся? Что еще?!
Самойлов выпрямился и, переждав бурю, выложил свой козырь:
– Есть у меня одна бумага…
Иван развернул перед Ушаковым гравюру, изображающую охоту, такую же, как и на гобеленах, только с недостающими фрагментами.
– И что?
– А то, что искать наших фокусников надобно здесь, – Самойлов ткнул пальцем в импровизированную карту.
– Почему ты так думаешь?
– Гобелены эти, что этот, что тот, едины тем, что связывает их эта картинка. Смею предположить, что направление движения этих уток указывает на место, где зарыт клад.
– Где это место?
– Ну вот это-то нам и надобно выяснить. Думаю, что Вангувер для этого и вырезал куски гобеленов.
Открылась дверь, и в залу вошел Туманов, промаршировав к столу, он протянул Ушакову бумагу. Тот развернул ее, не мешкая. Ознакомившись с содержанием, Андрей Иванович сел. И тут снова возник Федор с очередной порцией лекарства на подносе. Тихо ступая мягкими туфлями по дубовому паркету, он подошел к барину и замер в ожидании очередного нагоняя.
– Знаешь, кому принадлежали все части гобелена? – спросил Ушаков у Самойлова.
– Нет.
– Выпей, – неожиданно предложил Андрей Иванович. Иван вопросительно взглянул на него. Ему-то зачем? Он же не травился, бог миловал. – Выпей, – настаивал Ушаков.
Иван взял рюмку и опрокинул содержимое внутрь единым махом. То была обычная настойка.
– Твоим Белозеровым, – услышал он голос Андрея Ивановича и оторопел. – Так что вполне возможно, что Вангувер… – И тут глаза Ушакова озарились догадкой: – Погоди-ка, когда арестовывали Белозеровых, кого-то среди них не нашли?..
– Так точно, Ваше сиятельство, – отрапортовал Туманов, – старшего сына. Он в заграницах был. Там, говорят, и сгинул.
– Тогда я знаю, что это за место, – подытожил глава Тайной канцелярии.
Глава VIII,
в коей наш фокусник демонстрирует свои таланты к переодеванию, а Ушаков все же надеется его переиграть
Через некоторое время и Иван увидел это место своими глазами. Не на гравюре, не на гобелене, а воочию. Вон и вековой дуб. Самойлову казалось, когда он рассматривал его на картине, что таких великанов не бывает, что художник явно преувеличил размеры, а он еще крупнее оказался. Вон какой могучий красавец! Раскинул ветви и не знает, какие страсти вокруг них бушуют.