Записки экспедитора Тайной канцелярии. Приключения русской княжны в Новом свете
Шрифт:
– Это где ж тебя черти носят? – принялся распекать недотепу боцман.
– Так я, это, спал после вахты…
– Проспался? – спросил матрос с пышными усами у штурвала.
– Ну, так, да, – сладко потянулся Григорий.
– Ну и видок у тебя! – осклабился усатый.
– Я на вахте был, потом в лазарет позвали. Только щас проснулся…
– Спал он, – снова заворчал боцман. – Хорошо, что порты не забыл надеть!
– Вот матросы пошли, – поддержал командира штурвальный.
Дружный гогот окончательно разбудил сонного Григория.
– Ох, смотри, отправлю я тебя на камбуз картошку чистить! – пригрозил боцман.
Бен с таким решением был абсолютно согласен. Он бы тоже с огромной радостью отправил эту жадину на камбуз. Рому пожалел для порядочного человека, "не переводи добро"… Ну ладно, утро вечера мудренее, вот рассветет, тогда поговорим. С такими мыслями пробирался судовой врач к трюму, еле слышно ступая босыми ногами по влажным доскам. Впрочем, дружный хохот матросни способен был заглушить любой шум.
Один боцман оставался серьезен. Не то чтобы он не ценил соленую морскую шутку, но уж больно удручал его тот факт, что как не стало Петра Алексеевича, то и на флоте порядок закончился. Трудно теперь хорошую команду набрать. По одному судну в год на воду спускают. Когда же это было видано? Помнил бывалый моряк золотые времена: команда вышколена, обмундирование новенькое, такелаж подготовлен – порядок, одним словом. А нынче что? Понабрали шалопаев… Ржут да спят. Как с такими по морю ходить?
Боцман прервал сей балаган:
– Ладно, иди проверь трюм.
– Так я еще и фонарь починил, – видя, что Осип Иваныч не доволен, продолжил оправдываться Гриня. – В этом, вот, фитиль поменял.
– Я удивляюсь, что ты фонарь вообще зажег! – внутри у боцмана все закипело, а ют опять разразился дружным ржанием.
– Да ладно вам! Я и так… – махнул рукой Гриша.
– Эх ты, бедолага, – раздалось ему вслед.
– Вам лишь бы позубоскалить, – отмахнулся Гриня, – гамак мне связали… Еле вылез…
– Это Митрич, он мастер на такие шутки, – засмеялся юнга и кивнул головой в сторону штурвального.
Митрич только довольно погладил пышный ус.
– А еще сказали мне весь корабль прошерстить до кормы. Вот и… Поспать не дали… Хожу здесь… как дурак!
– Дурак, он и есть дурак. Давай, давай, шерсти! – подбодрил Григория Митрич. – Только за борт не упади!
Тем временем Бен спустился в трюм. Огляделся в темноте – вдоль бортов стояли пушки. В полумраке он заметил бочонки с порохом и пороховницы, что мерно покачивались, подвешенные на веревках. На лице его появилась недобрая улыбка.
Зачерпнув в пожарной бочке воды, судовой врач вылил ковш в один бочонок с порохом, затем – в другой. Он бы и дальше продолжал странные манипуляции, кои никак не походили на врачебные, если бы не стук каблуков, что раздался сверху. Бен оглянулся и увидел мелькнувшую тень, а затем до него донесся голос боцмана, продолжавшего распекать матроса:
– Шустришь, говоришь, а рустеры открыты! А ну-ка, бегом!
Бен понял, что это по его душу. Он скользнул под лестницу и тут же увидел полосатые носки и стоптанные ботинки.
– Как что не так… – ворчал Гриня, спускаясь по скрипучим ступеням, – так меня… "Рустеры открыты!"
– Ну а кого же еще-то? – крикнул ему вдогонку Митрич. – Пятый год в море, а все как дитя малое! О, пошел, орел наш! Давай, давай! Сколько с ним ходим, а он все такой же, как будто только от сиськи оторвали.
Тут уж и боцман не удержался, загоготал со всеми. Гриня сделал пару шагов по темному трюму, поднял фонарь и посветил. Пока караульный проделывал сей маневр, Андерсен не мешкал. Он нащупал стоявший рядом банник и перехватил его поудобнее.
Матросик оказался прекрасной мишенью – мало того что стоял спиной, да еще застыл с фонарем в руках. Бен замахнулся и разбил бы бедняге голову, не задень конец банника о балку перекрытия. Гриня обернулся на стук и увидел доктора, оставленного до утра в лазарете набираться сил. Настороженность на лице матроса сменило удивление.
– Ты чего здесь? – Гриня никак не мог взять в толк, как этот тип так ловко переместился с лазаретной койки в пушечный трюм.
– Заблудился… – оскалился Бен в усмешке.
И не дав бедолаге опомниться, Андерсен шибанул его с размаху банником по голове. Матрос так и рухнул на бочки. Те с грохотом покатились в разные стороны. Бен затаился, а с юта донесся голос боцмана:
– Ты не расшибся, Гриш?
В ответ ему загоготали матросы:
– Он, видать, ни черта не видит в темноте!
– Куриная слепота…
Пока команда развлекалась шутками, Бен привязал бесчувственного Григория к одной из опор и заткнул ему рот его собственным шейным платком.
– Мы же не будем кричать, правда? Мы же хорошие? – улыбнулся Андерсен и заботливо поправил веревку.
– Гриша! Там порох! Береги себя! – донеслось сверху.
– Я постараюсь, – прошептал Бен.
Он в последний раз осмотрел трюм, довольно улыбнулся сам себе, надел шляпу и бострог Григория и, подмигнув напоследок матросу, который к тому времени почти очухался, взял фонарь и покинул пушечную палубу. Наконец, его темный силуэт с фонарем в руках показался из трюма. Моряки, по-прежнему ничего не подозревая, несли вахту. Их соленые шутки то и дело нарушали ночную тишину. Андерсен, не обращая на их дружный гогот никакого внимания, подошел к борту и поставил фонарь на поручни.