Записки художника
Шрифт:
Тогда отец не нашелся что ответить и лишь прижал меня к себе покрепче. Наглая девочка резко повернулась и пошла к выходу. Две ее подруги с виноватым видом смотрели на моего отца и молча извинялись своими улыбками. Больше я их никогда не видел.
Вся эта сценка, разворачивающаяся у меня на глазах, казалась мне до жути странной. Та девочка то и дело бросала на меня свой пронзительный взгляд. Тогда ее голос звучал грозно, но глаза были полны доброты. И я не знал сторониться мне ее или же наоборот – пойти навстречу. Непонятно было, чего хотела и она. Обычно если взрослые женщины
День прошел. Два всеобщих кумира вымотались до предела. Мы из последних сил доплелись до такси и дома завалились спать, не тронув мамин ужин.
Это были дни нашего спокойствия, дни нашего счастья и умиротворения. Ведь для того, чтобы получить все это, человеку достаточно лишь одного – человека. Теперь я думаю, что и без тех огромных денег, что получал папа за свой талант, мы вполне могли жить счастливо. Проблемы лишь в том, что после самых светлых дней неминуемо следует непроглядная ночь.
И вот, когда Создатель посчитал, что с нас достаточно веселья, огромные шестерни Судьбы закрутились вновь. Этот безжалостный механизм без разбора, без суда переставляет местами платформы, в которые люди с таким трудом пытаются врасти. Он вырывает их с корнем, не слыша мольбы о пощаде, не слыша молитв. У него нет цели, нет желания, потому что он лишь бездушная машина. Его действия не имеют никакого алгоритма, он не подчиняется законам. Кого-то он закидывает наверх, кого-то опускает вниз.
Так наступил закат нашего дома.
И вместо Гелиоса с его колесницей, наш свет увез я. И сейчас, когда я роюсь во всем том ужасе, что я натворил, мне в голову назойливо ломится один вопрос: виновен ли я? Точнее: чувствую ли я вину? Достаточно вспомнить слезы матери и гнев отца для того, чтобы мне стало не по себе. Однако, как бы низко это ни звучало, мне жалко себя. Да! Сейчас я располагаю удивительным инструментом для поиска честности: безразличием. Мне впрямь все равно, что обо мне подумает прочитавший. Мне жалко себя, потому что никто не заслуживает такой мучительной участи. Каким бы паршивым сыном я ни был, такое наказание мог придумать только судья с психическим расстройством.
Но довольно жаловаться на судьбу. Сейчас для меня это ничего не изменит, да и к тому же только надоест вам. Идем дальше.
Глава шестая, в которой нет ответов
Не знаю точно, когда это случилось. Почему-то именно тот день стерся из моей памяти практически полностью. Я помню все очень туманно и отрывисто. Такое чувство, что это был не я.
Тот день вовсе не похож на другие. Прокручивая его в голове, мне кажется, что я смотрю фильм, снятый какими-то любителями-школьниками на старинный, полуживой фотоаппарат.
В нем играет маленький мальчик. Мне с трудом удается разглядеть его силуэт. Я понимаю, что на его месте должен быть я, но внутри этого хрупкого тела нет души. Он двигает руками и ногами не по своей воле, словно кукла, которую дергают за ниточки. От него исходит омерзительная
Черно-белые кадры перескакивают, и вот у мальчика в руках уже лежит кисточка, а рядом на полу стоят баночки с красками. Это его подарок на пятый день рождения. Родители хотели приучить сына к искусству, раскрыть его талант. Первый выстрел и точно в цель! Им удалось разбудить нечто скрытое в этом существе. Не просто талант, но гений! Безумный гений.
Мальчик резким движением окунает кисточку в красный цвет. Отец и мать замерли в предвкушении. Они с восторгом смотрят то на ребенка, то друг на друга. Их лица выражают лишь радость. Это словно наблюдать за первыми его шагами. Такое же чувство они испытывали, когда учили сына говорить. Ничего больше нет в их головах. И целый мир застыл в ожидании одной крохотной ручки. Нет ни звуков машин, ни пения птиц, даже соседи притихли. Скорое будущее, которое не смеет испортить их семейную идиллию. Может, мальчик с первого раза сможет накалякать что-то более-менее похожее на рисунок, хотя бы на уровне дельфина из зоопарка. Это было бы просто волшебно. Но даже если у него ничего не получится, это не повод расстраиваться. Талант еще можно проявить, да и к тому же столько в мире еще возможностей.
Секунда… Все решила одна лишь секунда.
Мальчик вынул кисть из баночки. Красная краска сначала медленно стекала вниз и пачкала ковер, но никто не торопился останавливать его. И уже через мгновение все вокруг: обои, столы, лица родителей и вся мебель – были раскрашены в алый цвет. Как будто у кукловода, державшего руку мальчика, случился эпилептический припадок.
Красная кисточка совершала непредсказуемые движения. То она плавно вырисовывала круги на левой стороне, то быстро дергалась в разные стороны, то рывками пыталась начертить треугольники справа. Если бы меня попросили нарисовать сам хаос, то делал бы я это примерно так же.
Родители были в ужасе. Они не смели дернуться с места. Наверное, тогда им тоже показалось, что их сын – настоящее чудовище. Эта кошмарная аура сожгла линзы любви, надетые им на глаза. Абстрактный страх, вызванный чувством самосохранения, без сомнения, способен затмить такую любовь.
Спустя примерно минуту мальчик закончил буйствовать. В завершение своей картины он ткнул кисть в баночку с коричневым цветом и впервые потянулся к листу. Тогда он, хоть и очень неумело, нарисовал человека с телом лошади. И в самом деле, ведь похоже на рисунок, сделанный дельфином, если не лучше.
Глава 7. Отчаяние
Родители забрали у меня кисть и краски. Они не ругали меня, не сказали мне ни слова, да и в разговоре друг с другом старались обходить эту тему. Для них словно ничего не произошло. Одна только мысль о моем недавнем безумстве вызывала в их сердцах настолько сильную панику, что мозг всеми силами старался спрятать ее куда подальше.
Несмотря на все это, их отношение ко мне почти не изменилось. Как ни странно, мой вид не был для них неким триггером, заставляющим вспомнить тот жуткий день.