Записки капитана флота
Шрифт:
Весь ужас нашего состояния вдруг мне представился: мы, шесть только человек, находились на одном из высочайших хребтов Матсмая без платья, без пищи, а что всего хуже – и без оружия, с помощью коего можно было бы достать то и другое. Мы были окружены неприятелями и дикими зверями, не имея при себе способов к обороне. Матсмайские леса наполнены медведями, волками, лисицами, зайцами, оленями, дикими козами; также водятся в них и соболи, только шерстью они красноваты, почему и не имеют почти никакой цены; здешние медведи чрезвычайно люты и нападают как на людей, так и на скотину. Мы скитались на острове, для переезда с коего нужно было завладеть судном и иметь силы управлять оным, а мы уже почти вовсе их потеряли от чрезвычайных трудов, встретившихся нам на пути через горы. Сверх всего этого, больная моя нога на каждом шагу заставляла меня терпеть ужасное мученье. Размышление о беспомощном нашем состоянии доводило меня до отчаяния.
Между тем некоторые из моих товарищей также проснулись; их вздохи, стоны и взывания к Богу еще более меня растрогали. Тогда я уже позабыл свое состояние – так точно, как бы я наслаждался совершенным счастьем, а сожалел единственно об них. В таком положении я простоял более часа, наконец чрезвычайный холод заставил меня искать убежища в шалаше, где я опять лег, но уже более глаз сомкнуть не мог.
На рассвете 26 апреля мы встали, развели огонь, сварили опять черемши и щавелю для завтрака, поели и пошли в путь. Этим утром мы решились не идти уже далее по горам, а нашедши речку, текущую к западу, стараться по ней выйти на морской берег и по берегу идти к северу, изыскивая случай овладеть судном или лодкой.
Приняв такое намерение, спустились мы с хребта в преглубокую лощину, в которой и нашли точно такую реку, какую желали, почему, не поднимаясь на горы, пошли берегом вниз по реке к западу, но путь наш и тут был немногим легче того, какой мы имели, идучи горами.
Река сия текла местами на немалое расстояние в узких ущелинах между каменистыми горами с великим стремлением, почему в таких местах мы принуждены были пробираться с пребольшим трудом и опасностью, ибо малейшая неосторожность или нечаянность угрожала нам падением в воду, быстрина коей увлекла бы нас и избила между каменьями. Притом мы каждые четверть часа, и чаще еще, должны были переходить реку вброд с одного берега на другой. Избегая утесистых берегов, по которым идти нельзя, а выбирая ровные, мы всегда старались переходить там, где течение реки не столь быстро, но иногда по необходимости переходили в таких местах, что едва с помощью палки могли держаться против стремления воды. Глубина же ее была неодинакова: местами до колена, а инде и по пояс.
Когда мы прошли немного далее к западу, то начали нам попадаться по берегу пустые хижины, в коих летом живут дровосеки и вьгжигатели угольев. Мы искали в них съестных припасов, но ничего такого тут не было, а нашли старый топор и долото, покрытые ржавчиной, и две чашечки под лаком, которые и взяли с собой. День был ясный, и солнце сияло очень ярко, почему прежде, нежели скрылось оно за горы, мы расположились ночевать в одной хижине, при которой была угольная печь, с намерением высушить на солнце свое платье, замоченное при переходе через реку. Огня же большого для сего мы развести не смели, чтобы не подать оным знака о себе японцам. Мы имели только небольшой огонь, на котором сварили черемшу, купырья и щавель, собранные на пути. Высушив платье, легли мы спать в хижине, которая не имела половины крыши, почему мы спали под чистым небом. Ночь была холодная, но нас холод мало беспокоил, ибо мы легли на солому и ею же оделись.
Поутру 27 апреля, окончив обыкновенный наш завтрак, пошли мы далее вниз по реке, но, пройдя часа два, увидели хижину, из которой шел дым. Мы не находили никакой пользы сделать насилие бедным жителям, а показаться им и оставить их было опасно, дабы они не дали знать об нас посланным за нами в погоню, почему мы, поднявшись на гору, покрытую лесом, пошли по косогору к западу. Потом спустились в лощину по найденной нами тропинке, где у ручья в половине дня поели немного бобов и пшена и стали по той же тропинке подниматься на гору.
Поднявшись, увидели мы через другие, меньшие горы море, но все оные, как и та, на которой мы находились, были совершенно голы, не росло на них ни кустарника, ни высокой травы. Впрочем, все они были, так сказать, исчерчены дорожками в разных направлениях. День же был столь ясен, что, стоя на одной горе, можно даже было видеть собаку, бегущую по тропинке на другой, следовательно, нам тут идти было опасно: японцы могли издали по числу и даже по росту нашему угадать, кто мы таковы. Но, с другой стороны, нам жаль было терять время даром. Мы хотели к вечеру, подойдя вплоть к морскому берегу, отдохнуть немного, а в ночь пуститься вдоль его, почему мы решились идти согнувшись и в некотором расстоянии один от другого, примечая во все стороны, не покажутся ли люди. Таким образом шли мы с час и спустились на другую небольшую гору, но тут идти было очень опасно, ибо даже и с берега, где у японцев лежит большая дорога, нас могли приметить, почему мы легли на траве и советовались, что нам предпринять.
В самое это время вдруг показался конный отряд, ехавший прямо к нам по тропинке. Мы тотчас ползком спустились в лощину и засели в кусты, которыми обе ее стороны были покрыты. Конные проехали, не приметив нас. Тут мы увидели, сколь было неблагоразумно идти нам по горам, ибо если бы в это время, когда они вдруг въехали на гору, мы не лежали, а шли, то нам нельзя было не открыть себя им, и они бы тотчас нас настигли. По лощине, в которую мы спустились, тек небольшой ручей, дно его было грязно и наполнено сгнившими кореньями и листьями. Разрывая оные, мы находили в тине небольших раков в полдюйма величиной. Вид их был весьма отвратителен, но мы ели сих насекомых как какое-нибудь лакомство.
Просидев около часа в лощине, мы согласились идти по ней (ибо она вела к морскому берегу прямо), пока есть кусты по сторонам ее или покуда не увидим ясно со дна оной дорожек на горах. Таким образом мы шли более часа; напоследок пришли в такое место, которое видно было с разных дорог, по горам лежащих, почему мы засели в мелкий лес, в котором также много было горного тростнику. Тут мы нашли прекрасные молодые деревья, из коих сделали себе копья, на которые насадили ножи и долото, а другие просто заострили; один же из матросов был вооружен найденным в хижине топором.
Пока мы занимались сим делом, вдруг услышали голоса приближающихся к нам людей. Они прошли по другой стороне лощины близко нас, и господин Хлебников их видел, но они нас не приметили, однако это были не за нами посланные, а рабочие люди, потому что женщины между ними находились.
Перед сумерками мы пошли далее, и когда настала ночь, мы вышли на морской берег и пошли по нему к северу, но, не пройдя и версты, вдруг очутились подле самого селения, стоявшего при высоком утесе, почему мы и не приметили оного прежде. Сначала мы остановились и опасались идти селением, полагая, что в нем есть караул, но как на утес подниматься было высоко и трудно, то и решились мы во что бы то ни стало пуститься прямо. Нам удалось пройти селение без малейшего препятствия, мы никого не видали, и на нас даже собаки не лаяли. Мы еще остановились для осмотра попавшихся нам двух лодок: они были очень хороши, только малы. Потому и пошли мы далее в надежде со временем сыскать удобнейшие для нашего намерения суда.
В каком расстоянии от города мы вышли на берег, рассчитать было невозможно, ибо, поднимаясь беспрестанно с горы на гору и поворачивая то в ту сторону, то в другую, иногда и назад идучи, мы весьма мало подавались вперед, а во все направления исходили очень большое расстояние. Но как, сверх того, шли мы по причине местного положения не всегда с одинаковой скоростью, то о перейденном расстоянии не было способа сделать никакого заключения, а потому я и не упоминаю об оном. Но, судя по положению двух небольших необитаемых островов, которые мы увидели, выйдя на берег, и кои прежде видали из Матсмая, мы весьма мало удалились от сего города, и, верно, не более двадцати пяти верст.