Записки кельды 2
Шрифт:
В ночь со среды на четверг они вместе с беловоронским поездом ездили к порталу. Звонили, договаривались, запрашивали, согласовывали…
Всё свободное время три инспекторши корпели над бумагами, заполняли необходимые бланки, собирали отзывы и характеристики, подклеивали фотографии, проверяли и перепроверяли списки. Соединяли в одно связное.
Случай с усыновлённой Ксюшей оказался не единичным. За прошедший год в семьи было принято семнадцать детей. На них тоже задним числом строчились ходатайства об усыновлениях и бумаги, бумаги, бумаги…
В ночь на воскресенье поехали к порталу
ДОБРОВОЛЬНО-ПРИНУДИТЕЛЬНОЕ ВЫЖИВАНИЕ
Новая Земля, Серый Камень и окрестности, 16.02 (июня). 0005
Соцдамы
А вот в воскресенье барон снова вызвал к себе всех троих и сообщил, что рейнджерские отряды, в которые входят подростки от двенадцати до пятнадцати лет, двадцать пятого июня уходят на летнюю лесную «выживалку» до дня середины лета — на две недели. И три дамы должны выбрать, как он сказал, «из среды себя» одного инспектора, который отправится с ними. А лучше двух, потому что лагерь большой — больше сотни человек. И завтра к семи утра быть с рюкзаком у столовой. И ещё что-то про то, что он надеется на их профессионализм…
Они некоторое время постояли у крыльца донжона, переваривая информацию. Потом Олеся махнула рукой и воскликнула:
— Ну, и чего мы тупим? Двое едут сейчас, один — позже, с малышнёй. Все отоваримся! Осталось выяснить, кто хочет с кем?
Лида подумала, что она, кажется, подозревает — с кем хочет куда-нибудь поехать Олеся Васильевна, но вместо этого сказала:
— Я лучше со старшими.
— А я, наверное, с маленькими, — с сомнением выбрала Антонина.
— Ну вот! Значит, я со старшими тоже! — Олеся хлопнула в ладоши. — Всё, девоньки, я собираться!
— Попылила! — усмехнулась вслед взметающемуся подолу Лида.
НЕПРИЯТНЫЕ НОВОСТИ
Новая Земля, 17–24.02 (июня).0005
Кельда
Новостей за последнюю неделю особо не было, кроме того, что среди цыган, видимо, образовалось несколько враждующих фракций.
Что в деревне происходило — мы не знаем, но у портала вместо одной пёстро-бабской ватаги начали крутиться две, потом три, четыре… Уровень заработка у каждой из них, естественно, просел, и цыганки начали теснить друг друга, скандалить, потолкушки быстро переросли в настоящие драки.
В конце концов, во время одной из драк, когда пёстрая визжащая каша месилась прямо у столов в равновременном кругу портала, кто-то по-тихому воткнул нож в спину молчаливой гадалке, раскладывающей свои карты в углу на крайнем столе. Когда утирая разбитые губы и носы кричащие кучки наконец растащились в разные стороны площадки, попавшая под раздачу баба уже начала остывать. В её скрюченных пальцах были зажаты смятые карты: пиковый король, дама треф и девятка бубей. Каждая кодла (представляющая, как мы поняли, свою цыганскую фракцию) кричала о своей трактовке, сыпля именами. Но все толкования сводились к одному: карты плохие — смерть, кровь, измена и предательство!
Ни один здравомыслящий человек, конечно, в эту чёрную кашу не полез, и равновременной полукруг целиком оставался за цыганками. Но в фургоне МФЦ было окошечко, сквозь которое можно было и смотреть, и слушать. И наша
В запале эти грязные цветы свободы выкрикивали обвинения одно другого страшнее. Но катализатором послужила, как это часто бывает, ерунда. То ли жирной кто-то кого-то назвал, то ли гулящей. И понеслась! Драка вспыхнула с новой силой — и теперь уж замелькали ножи и подвернувшиеся под руку булыжники. Спустя время поле боя опустело. Неизвестно, были ли убитые, но нескольких женщин унесли, а площадка оказалась испятнана кровью во многих местах. За столом осталась только мёртвая гадалка, продолжающая сжимать в руках три злополучные карты.
Мужики из новой охраны решили, что не-по-людски так, вынесли её и положили в тени. Мол, если не придут за ней — утром похоронить. Однако ночью тело исчезло.
А на следующую ночь заполыхал выстроенный у портала для торговли цыганский двор. Не поделили, видать. Выгорело всё до пепла.
Женщины-цыганки больше не появлялись, зато всё чаще (и только группами) стали мелькать хмурые мужики, и такие же мужики всё чаще приходили пообщаться с ними со стороны Старой Земли, передавая время от времени тяжёлые объёмистые сумки…
ВОТ ЭТО ВЫЖИВАНИЕ…
Новая Земля, где-то в лесу… 25.02 (июня).0005
Олеся
Во-первых, лагерь оказался в двадцати километрах на юг, и туда нужно было топать пешком! Ну и рюкзак, соответственно, на себе нести. Рюкзак был, наверное, во-вторых? Эх… Олеся тяжко вздохнула и поправила ношу. В-третьих, невесёлой новостью было то, что обходительный бард работает в замке и ни со старшими, ни с младшими в лесной лагерь не поедет. Дети без песен, конечно, не останутся. Вместе с рейнджерами ехали… точнее, шли и Вась-Вась, и молодая девушка Ангелина, оба хорошие исполнители и учителя, хоть Геля и начинающая… Но дело-то вовсе не в музыке…
Сколько же километров они уже отшагали? Олесе казалось, что сто! Она плелась уже в самом хвосте, позади нескольких вьючных лошадей, тащивших какие-то тюки, мотки верёвок и бог знает что ещё…
И ещё она стёрла ноги. Правую уж точно. Пятка при каждом шаге чудовищно жгла. Пластырь затерялся где-то в глубинах рюкзака, нашлась ватка, но она облегчала страдания не очень.
Лида стоически шагала впереди, прямая, как гренадёр. Вот же железная женщина! Тут даже по сторонам уже мочи нет смотреть, все последние силы уходят на то, чтобы отслеживать тропу и не наступить в конскую какашку.
Ёлки неожиданно кончились, расступившись большой вытянутой поляной. В нос ударил вкусный запах костра, чая, каких-то трав и копчёного мяса. Она радостно воскликнула:
— Привал! — и хотела было упасть прямо тут, на месте.
— Погоди, однако! — невысокий, худощавый, невесть откуда взявшийся парень в защитного цвета штанах и штормовке, подхватил её уже скинутый рюкзак. — Вон туда пошли! Твоё как имя?
— Олеся, — она по привычке хотела добавить отчество, но почему-то передумала.