Записки Клуба Лазаря
Шрифт:
— Вот эта дьявольская штука, — сказал Оккам, передавая мне сердце и вытирая лоб мокрым рукавом. — И что бы ни случилось, вы больше не должны упустить его.
Я с трудом верил в то, что сердце снова у нас в руках. Завернув его в тряпку, я убрал нашу находку в старый, дурно пахнущий мешок — весьма позорное одеяние для такого замечательного изделия, но, возможно, оно привлекло бы к себе меньше внимания, чем шкатулка из красного дерева, в которой сердце когда-то хранилось. Оккам все еще возился с торпедой, устанавливая на место крышку, которую убрал, чтобы вытащить сердце.
Когда работа
— Давайте сделаем одолжение человечеству, — а затем отдал быстрые распоряжения матросам.
Команда собралась вокруг неподвижно лежащего на палубе чудовища. На счет «три» матросы толкнули торпеду вперед. Послышался общий возглас, когда она сделала пол-оборота. Люди замерли, после чего Оккам снова отсчитал до трех, и они снова толкнули торпеду. Процесс повторялся несколько раз, пока торпеда не оказалась на самом краю палубы. Затем с последним толчком она перелетела через борт и упала в реку рядом с баржей. Мы все отступили назад, когда торпеда ударилась о воду. В тот же момент большой металлический цилиндр исчез под водой, навсегда вернувшись в свою подводную могилу. Оккам потер руки, показывая, что работа завершена.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Мне не стоило возвращаться в больницу, и все же я зашел туда сразу после удачного завершения нашей необычной рыбалки. Оккам поехал в кебе дальше. Он захотел, чтобы сердце осталось у меня, и, судя по всему, больше не сомневался в моей благонадежности.
Я закрыл за собой дверь кабинета, вытащил сердце из мешка и начал протирать, словно это был серебряный чайник, который я только что достал из серванта. Но в скором времени я снова оказался в проклятом машинном отделении, где играл в кошки-мышки с Оккамом, который, вероятно, тоже где-то спал в тот момент. В подобном состоянии меня и обнаружила Флоренс: я спал, положив голову на стол, даже не подозревая о ее присутствии.
— Что вы думали, когда сказали, что собираетесь положить эту вещь в надлежащее место? — спросила она, не сводя прищуренных глаз с металлического предмета. Она имела в виду наш разговор в бельевой, который состоялся несколько дней назад.
— Я должен исполнить его последнюю волю, — ответил я, закрывая сердце так, словно это была книга и я только что закончил ее читать.
— Джордж! Этого человека похоронили два месяца назад!
— Уже почти три, — поправил я ее.
— Только не говорите, что вы собираетесь…
Я кивнул:
— Да, я хочу выкопать его.
— И когда вы планируете исполнить эту… ужасную операцию?
— Сегодня, как только стемнеет.
— Но вы не в состоянии сделать это.
— Завтра я буду в еще более худшем состоянии. Флоренс, я должен сделать это сейчас.
— Один?
— С Оккамом.
Она раздраженно всплеснула руками.
— Судя по тому, что вы мне рассказали, он находится в еще более плачевном положении, чем вы. Это безумие. Вы знаете, что случится, если вас поймают? Это разрушит вашу карьеру, вас посадят в тюрьму.
Я встал, убрал сердце в ящик стола и запер его.
— Я знаю только, что если не сделаю этого, то никогда не спасусь от ночных кошмаров.
Она тоже встала и направилась к двери. Я видел, что она одновременно злилась и жалела меня.
— Желаю вам удачи, Джордж. А теперь извините, я должна проверить, как проходит дежурство.
Я услышал, как она удаляется по коридору, и решил, что чувство гнева в конце концов пересилило жалость.
Оставшуюся часть дня я пытался вести себя как ни в чем не бывало, старался попадаться на глаза всем, кроме Броди, который наверняка жаждал моей крови. Зато, если бы Броди пришло в голову поинтересоваться, где я был, мои коллеги наверняка сказали бы ему, что я весь день проработал в больнице. Впрочем, в тот момент я не особенно старался замести следы, поскольку нынешнее положение в больнице и будущие перспективы не особенно волновали меня.
Бродя по больнице и постоянно прислушиваясь, не раздастся ли поблизости голос сэра Бенджамина, я в глубине души надеялся, что случайно столкнусь с Флоренс. Я видел, что мое поведение расстроило ее, и переживал по этому поводу. Но, увы, мне так и не удалось найти ее. Приближалось время очередной встречи с Оккамом, я покинул палаты и направился во двор больницы. Вечерний воздух был холодным, стремительно темнело, и на улице за воротами больницы уже работал фонарщик.
Как и было условлено, нас ожидала лошадь. Старая кляча была запряжена в двуколку, которую обычно использовали для перевозки вещей или провизии. Конюх поприветствовал меня и без дальнейших расспросов, куда я направляюсь и что собираюсь делать, передал мне поводья.
— Я подойду через несколько минут, — сказал я ему. — Мне нужно кое-что подготовить, я должен быть уверен, что все в порядке.
— Не волнуйтесь, сэр, — ответил мужчина, похлопав лошадь по шее. — Старушка Салли с радостью подождет вас.
Теперь, когда мы с Салли познакомились, я почувствовал некоторые угрызения совести из-за того, что так пренебрежительно думал о внешнем виде лошади. Словно желая загладить свою вину перед ней, я тоже погладил ее. Салли фыркнула в ответ, из ее ноздрей вылетел пар.
Убедившись, что транспорт готов, я вернулся в кабинет. Я постарался не попасться на глаза рассерженному Броди, который спускался с лестницы в сопровождении одного из моих коллег.
— Если его нет в кабинете, то где же он тогда? — ворчал Броди на доктора.
— Я даже не знаю, сэр Бенджамин. Но весь день он был на дежурстве.
— Он приходит и уходит когда заблагорассудится и никогда не является в назначенное время — это недопустимо для профессионала. Клянусь, я доберусь до него раньше, чем здесь появится комиссия.
Я ждал под лестницей, пока они уйдут, прячась в тени и моля Бога, чтобы меня не заметили. Когда они свернули за угол, я побежал к своему кабинету — лучше всего прятаться там, где тебя уже искали. Я запер дверь и вытащил из ящика сердце. Положив его на стол, я открыл сердце и еще раз заглянул внутрь.
Кто-то постучал в дверь, а затем последовал тихий шепот:
— Это Оккам. Впустите меня.
Я слегка приоткрыл дверь и выглянул.
— Да ладно, дайте мне пройти.
Я посмотрел в коридор, убедился, что там больше никого не было, а затем схватил Оккама за лацкан сюртука и затащил его в кабинет.