Записки натуралиста
Шрифт:
Прошло несколько месяцев, я возвратился в Москву и здесь путем сравнения смог точно определить хранящееся у меня перо. И что же вы думаете? С досады я схватился за голову, и все закрутилось перед глазами. Перо, выбитое дробью на островах Большой Уссурки, несомненно, принадлежало крайне редкой птице — рыбному филину.
ПОДЗАТЫЛЬНИК
Не люблю я писать о том, чего не видел своими глазами. Ведь в пересказе — не ваши чувства, а часто и не ваши слова. И все же мне хочется рассказать об этом смешном случае; он произошел с моим старым товарищем Сергеем Павловичем Наумовым. Рассказал он мне о нем так ярко и интересно, что я решил написать об этом.
На вьючных лошадях добрался Сергей Павлович с небольшим конным отрядом до города Верхоянска и оттуда стал продвигаться далее к северу. Пройдет отряд километров пятьдесят, выберет начальник интересное место и работает здесь несколько дней, и вновь снявшись с лагеря, отряд идет дальше…
Как и во всякую подобную экспедицию, Наумов захватил в Якутию дробовое ружье. Только на этот раз пользовался он им сравнительно редко, таскал за плечами и явно предпочитал своеобразную и трудную охоту при помощи фотоаппарата. Интересное это дело, особенно для хорошего специалиста и настоящего полевого работника. Много замечательных снимков удалось сделать ему во время этой поездки.
Однажды в разреженном лиственничном лесу Сергей Павлович встретил интересную для зоолога птицу — бородатую неясыть. Это — большая сова; по размерам она несколько уступает обыкновенному филину и отличается от него рядом признаков. Окраска птицы — светло-серая, на голове нет перьев, называемых ушками, на светлом фоне лицевого диска уже издали заметен тонкий, четкий рисунок: каждый глаз окружен многочисленными концентрическими кругами. Не часто удается наблюдать бородатую неясыть в естественной обстановке, еще реже находят ее гнезда.
Сова близко подпустила к себе Наумова, и он попытался запечатлеть ее на пленке. Птица не спешила улетать, и Сергей Павлович снял сову сначала издали, потом решился подойти ближе и сделал новый снимок. Но после этого птица сама подлетела еще ближе, присела на вывороченный корень упавшей лиственницы, затем слетела с него, сделала небольшой круг и вновь возвратилась на старое место.
Наумов пришел к выводу, что где-то рядом помещается гнездо совы, и решил воспользоваться этим случаем, чтобы сделать серию снимков на близком расстоянии. Предположение его вскоре оправдалось: что-то заверещало и защелкало у его ноги, и он увидел на земле светло-серый комок пуха. Комок оказался уже достаточно подросшим пуховым птенцом бородатой неясыти. Держа наготове аппарат, Наумов ногой подталкивал пухового совенка. Бесцеремонное обращение не нравилось птенчику: он шипел, таращил глаза и щелкал клювом. Заслышав невнятные звуки, к птенцу подлетела взрослая птица. В трех шагах от стоящего человека она уселась на корень упавшего дерева, тоже защелкала клювом и вновь отлетела немного подальше. Чуть согнувшись вперед и терпеливо следя за каждым движением взрослой птицы, Наумов долго оставался на одном месте. Но трудно бывает в Якутии сохранять неподвижность в летнее время. Около вас собирается множество мелких жалящих насекомых. Крылатые мучители, назойливо звеня, лезут в глаза, в рот и уши. Охота с фотоаппаратом в этих местах много труднее, чем охота с дробовиком или винтовкой. Гнус со всех сторон облепил Сергея Павловича. Затылок и шею он прикрыл широким шар— Затылок и шею он прикрыл широким шарфом, на руки натянул кожаные перчатки и вновь, приведя аппарат в боевую готовность, замер на месте, терпеливо выжидая, когда бородатая неясыть усядется особенно близко и удобно. Опять, заслышав шипение и щелканье, взрослая птица описала небольшой круг в воздухе, подлетела близко к стоящему человеку и снова уселась на торчащий корень. Нельзя было упустить этого удобного случая. Наумов осторожно навел аппарат на резкость, нащупал спуск затвора и… Неожиданный и сильный удар по затылку сбил Сергея Павловича с боевой позиции. Не удержавшись, он упал на землю, аппарат отлетел в сторону. Интересная съемка прекратилась.
Пока самец бородатой неясыти пытался всеми средствами защищать своего птенца от забредшего к гнезду человека, самка не проявляла особого беспокойства. Она сидела поодаль на высоком дереве и наблюдала за тем, что происходило внизу. Но всему есть граница и мера. Надоело и самке быть только зрителем. Снявшись с высокого дерева, она сверху ударила человека и свалила его на землю.
— А знаешь, как съездила? Как будто туго набитой подушкой стукнули по затылку, — рассказывал мой приятель. — Три дня шея болела. Не случайно я не устоял на ногах и растянулся.
А ведь Сергей Павлович Наумов — высокий, большой человек.
— Но ты, надеюсь, не выстрелил в птицу? — поторопился спросить я.
— Что ты, даже в голову не пришло. Отыскал аппарат и, потирая затылок, убрался из совиных владений.
Поведение бородатой неясыти — не редкий случай, не исключение. Многие совы — честь им и слава! — умеют защитить свое потомство и смело бросаются на врага, даже на человека. Этим особенно отличаются сычики, полярные совы и совы-неясыти. Они бьют противника своим телом и наносят рваные раны когтями.
ЧИБИСЫ
— Чибисы прямо на нас летят, — невольно пригибаясь к земле и всматриваясь в пестрых птиц, предупредил я отца. Но отец равнодушно глянул на летящую стаю.
— Хоть их и едят, но ведь это не настоящая дичь, — пояснил он, не поднимая своей двустволки. — Серьезное ружье никогда не сделает по чибису выстрела.
«Почему же не дичь?» — хотел спросить я, провожая стаю глазами.
Но что-то отвлекло мое внимание и я не задал вопроса ни в тот момент, ни позднее. Это произошло в детстве, когда я только начинал ходить с отцом на охоту. Авторитет отца был настолько велик, что я всю свою жизнь, не зная конкретных причин, избегал стрелять чибисов.
Много охотясь на Украине, я в конце концов убедился, что в чибиса действительно редко выстрелит настоящий охотник. Но почему? Не потому ли, что чибиса любят там, называют чайкой и слагают о нем песни?
Одну песню мне привелось слышать в маленьком хуторке над Днепром, куда я зашел однажды переночевать после охоты за куропатками. В ней не было ничего особенного, яркого и красивого — простые слова, несложное содержание: когда-то давно ехали на волах чумаки с солью и остановились на ночлег в открытой степи у ставка; над ними с криком летала чайка. Поискав немного, чумаки нашли подросших птенцов чибиса, «чаенят», и заправили ими кашу. Наутро, когда чумаки покинули место ночлега, чибис, издавая жалобный крик, оплакивал погибших птенчиков. Эту песню пела пожилая женщина, у нее был слабый голос, но она спела ее с таким чувством, что простые слова произвели на меня очень сильное впечатление и глубоко врезались в память. Бабка моя была тоже украинка. Быть может, и она знала и пела моему отцу песню о чайке и чаенятах? Не потому ли отец не стрелял чибисов и не советовал стрелять мне? А может быть, и по другой причине? Он не был зоологом, но много свободного времени проводил на охоте, любил и понимал природу. Мне кажется, он знал, что чибис заслуживает покровительства со стороны человека.
Много гибнет дичи от всевозможных хищников!
Побывайте хоть один раз на местах зимовок под Ленкоранью или на туркменском берегу Каспия, и вы убедитесь в этом. Стаи уток — шилохвостней, свиязей, красноголовых и красноносых нырков — сплошными массами покрывают воду. В стороне темными пятнами видны скопления лысух, еще дальше, в мелководном заливе, белеют лебеди и розовые фламинго. Где-то в небе гогочут гуси. Но яркое южное солнце слепит глаза, мешая рассмотреть летящую крикливую стаю. Много скапливается птицы на наших зимовках, но много здесь и различных хищников. Во всех направлениях над самой водой и тростниками вьются камышовые луни. То и дело они бросаются вниз, пытаясь схватить ослабевшую утку. На отмелях, четко выделяясь на светлом фоне, неподвижно сидят крупные птицы — орланы. А проведите в местах птичьих зимних скоплений хоть одну январскую зорю; Вот на горизонте прячется солнце, надвигаются ранние сумерки. И теплый, почти жаркий день сменяется прохладной ночью. Иной раз даже ударит небольшой морозец, и мелкая неподвижная вода рисовых полей и луж покроется за ночь тонкой ледяной коркой. Потемнеют заливы, исчезнут из виду массы сидящей птицы. Только все чаще над головой в небе, издавая крыльями своеобразный свист, пронесутся утки. В поздние сумерки они стаями поднимаются с открытых морских заливов и летят на внутренние водоемы за пищей. А навстречу им одна за другой тянут гусиные стаи. Целый день гуси провели на далеких озимых посевах, а сейчас в темноте крикливыми косяками летят к месту ночлега, на открытую мелкую воду опресненных речушками морских заливов.
Где-то в стороне закричит шакал. «Аайаааааааааа…» — долго тянет он жалобным голосом. Ему вторит другой, потом третий. «Ай-ай, ай-ай, ай-ай, ай-ай», — подхватят сотни голосов. И вдруг все окрестности, вся окружающая вас темнота ночи наполнятся плачем и дикими воплями. Это крик сотен шакалов, вышедших на ночную охоту. Потом все утихнет. На южном небе загорятся мириады звезд. А над головой продолжают свистеть крылья, да время от времени с испуганным кряканьем с озерка или лужи взлетят утки, потревоженные ночным разбойником.