Записки о большевистской революции
Шрифт:
Неужели свободолюбивые люди в Европе, все те, кто в хаосе не растерял способность мыслить здраво, кто понимает или представляет, сколь велико человеческое значение коммунистического опыта, начатого русским пролетариатом, позволят совершиться гнусному преступлению?
Что есть большевистская революция? Чего она хотела вчера? Чего она добилась сегодня? На что она способна завтра? Достойна ли она того, чтобы ее защищать? Документальные свидетельства, которые я посылаю вам, помогут, я в этом уверен, выявить истину. Случай позволил мне быть ближе других к событиям, разворачивавшимся в России за последние девять месяцев; я излагал свои впечатления в ежедневных записках, поспешных, неизбежно
Я не большевик.
Я знаю, сколь тяжкие ошибки были допущены большевиками.
Но я также знаю, что, прежде чем подписать Брестский договор, народные комиссары настойчиво просили союзников о военной поддержке, которая позволила бы — и только она одна и могла позволить — большевикам противостоять чудовищным требованиям Центральных империй и не идти на позорный мир, понимая, сколь он опасен.
Я также знаю, что после Бреста Троцкий и Ленин с новыми усилиями призывали державы Антанты к тесному и лояльному сотрудничеству в целях экономической и военной реорганизации России.
Я, наконец, знаю, что на эти отчаянные призывы союзники неизбежно отвечали, вопреки очевиднейшему собственному интересу, презрительным «поп possumus» [33] .
Забыв о том, чему учит история, потеряв чувство реальности настолько, чтобы уверовать в то, что разрозненные части страны могли бы продолжать войну, от которой отказалась Россия, они сотворили Украину, оказав тем самым услугу исключительно Австрии и Германии; они изо всех сил подогревали сепаратистские тенденции в Финляндии, Польше, Литве и на Кавказе, вместе с Румынией вступили в бой против российской армии. И по мере того, как все эти государства, — что нетрудно было предугадать, — едва возникнув, тут же попадали в руки наших противников, правительство России, тем самым ослабленной, теряло на переговорах в Бресте значительную часть своего авторитета и престижа.
33
Не можем (лат.).
Внутри России союзники сыграли на руку контрреволюции, усугубив общую анархию, ускорив распад этой несчастной страны.
До Бреста их равнодушие обрекло беззащитную Россию на растерзание пангерманистами. После Бреста их усилившаяся враждебность неизбежно должна была привести нацию, которая не желает погибнуть, к вчерашнему противнику, восхитительно умеющему извлекать пользу из наших бесчисленных ошибок. Консерваторы с энтузиазмом сблизились с австро-германским правительством, от которого они по праву ждут реставрации старого режима. Крайне левые партии с замиранием сердца принимают это временное примирение, которое неминуемо должно привести их к гибели, но, продлевая их агонию, поддерживает их надежды на жизнь.
В посланных вам записках, несмотря на сдержанность их формы, к чему меня принуждал контроль Цензуры, вы в избытке найдете доказательства моим утверждениям.
Эти записки я еженедельно направлял во Францию из Петрограда и Москвы с официальными и неофициальными курьерами, регулярно адресуя их Альберу Тома, Жану Лонге, Эрнесту Лафону. Много писем было также послано в адрес других моих друзей, депутату Прессману, Пьеру Ампу, Анри Барбюсу. Некоторые из них были, должно быть, перехвачены или затерялись. Большая же часть дошла до адресатов. По крайней мере, судя по их ответам, те, что были отправлены до марта месяца. После того почтовая связь с Западом стала чрезвычайно ненадежной.
На этих бессвязных страницах вы не найдете ни одной строчки, которую можно было бы официально поставить в вину офицеру, члену Французской военной миссии в России, как разглашение тайны. В них фактически лишь личные наблюдения французского гражданина, внимательного очевидца событий, непредвзятые, насколько могут быть непредвзятыми честные свидетельства. В них отражены мои беседы с лидерами большевизма и оппозиции, которые и не требовали от меня хранить молчание.
Передавая вам эти документы, я глубоко убежден, что честно выполняю свой долг социалиста и француза. К тому же я вам полностью доверяю.
Прошу вас после того, как вы ознакомитесь с моими записками, передать их тем французам, политикам и думающим людям, кого, по вашему мнению, они могут каким-то образом заинтересовать.
Такие люди, как Олар, Габриель Сеайес, Метерлинк, и многие другие, узнав правду, сумеют просветить наше дорогое отечество. Они сумеют предостеречь сынов Великой французской революции от несмываемого позора, которым они покрыли бы себя, согласившись быть палачами Великой русской революции, воплощающей, несмотря на немалые ошибки, замечательную силу стремления к идеалу и прогрессу.
Тем, что мы убьем русскую революцию, мы не выиграем войну. Подобное преступление тем более не может способствовать выполнению цивилизаторской миссии союзников, заключению необходимого справедливого и демократического мира, принципы которого, заложенные нашей социалистической партией, были столь красноречиво развиты Вильсоном.
Правительства Антанты, сами обманутые собственными слепыми информаторами, в свою очередь смогли легко обмануть трудящиеся массы, которые они толкают против власти Советов. Но настанет день, когда ложь рассеется и громко прозвучит правда. Сколько же горьких упреков услышат тогда правительства, виновные в том, что они не смогли или не захотели знать правду. Сколько злобы, сколько ненависти накопится к тому времени, сколько страшных и беспощадных боев в перспективе! Но совершенное зло непоправимо. Новые разрушения не поднимут старые руины.
Люди, подобные вам, которые столь мощно способствовали интеллектуальному и моральному формированию моего поколения, могут помешать тому, что готовится. Могут и должны.
Гражданин Ромен Роллан,
Вручая этот тяжелый пакет с моими записками своему знакомому курьеру, я подумал, что мне, возможно, стоило бы вам отрекомендоваться. В самом деле, поскольку я обрекаю вас на чтение длинных записок и прошу вас предпринять действия, которые будут эффективны, только если их не откладывать.
В качестве рекомендации я мог бы выслать вам полученные мною ответные письма. Но это значило бы злоупотребить вашим вниманием. Поэтому я ограничиваюсь тем, что направляю вам копию датированного январем письма Альбера Тома, самого известного, самого умеренного из моих адресатов, человека, который воспринимается крайними левыми русскими и французскими партиями как ярый социал-патриот.
Позволю добавить, что я никогда не скрывал того, что веду свои записи, что их содержание передавалось заинтересованным членам кабинета, что ни мое начальство, ни Париж ни разу не выразили своего неудовольствия по поводу вынужденно резких оценок некоторых деятелей, сколь бы чрезмерно резкими они ни казались многим другим.