Записки орангутолога
Шрифт:
— Давайте теперь под зайчика, — сказал сторож и разлил в разнокалиберные стаканчики, рюмочки и стопочки самогонку. — Благодарите Петю, — и сторож кивнул на юнната.
— Благодарить надо ястреба, — сказал Петя. — Это он зайца задрал, а я у него отнял. Он за мной до самого кордона летел. Да еще вот их, — и Петя мрачно кивнул на студенток.
— Постой, постой, — заволновался сторож. — Так это значит, ты ястреба к кордону привадил? А я думал, чего это у меня голуби не летают, а бродят пешком по двору, как куры, и в кусты забиваются.
— Ага,
— Какую эксгумацию? — насторожилась Ольга.
— А вот у них спроси, — вытирая губы ладонью и кивая в сторону студенток, сказал Петя.
Но студентки молчали и ковыряли свои куски зайца.
— Я вчера зайца принес и в холодок у избы положил, чтобы вечером ободрать, — начал сам рассказывать Петя. — А они решили, что этот бедный зайчик из лесу прибежал и у самого дома умер. Они взяли его и похоронили! На старом кладбище. И еще венок положили! Ну я их и заставил эксгумировать тело. Вот мы сейчас его и едим. Как вурдалаки.
— Ты про вурдалаков погодь, — не сдавался сторож. — Ты лучше отвадь ястреба от кордона, а то он всех голубей потаскает.
— А ты Василич, их на пару дней пока запри в голубятне. Он улетит, а потом ты их и выпустишь, — сказал один из орнитологов.
— Ну да, как же улетит! — возразил Василич. — Тут вокруг кордона еще один заяц бродит. По ночам грызет чего-то. Аж грохот стоит! Вот это чистый упырь.
— Заяц это что. Он травоядный. От него только скрежет зубовный, — возразил, уже успевший изрядно нагрузиться второй орнитолог. — Ты лучше ежа поймай. А то он у тебя всех цыплят съест. Я сам вчера видел, как он из курятника цыпленка волок. Еж-убийца!
— Ага, — пробасила Ольга. — И моих лягушек тоже ловит!
— Ах ты гад! — воскликнул сторож. — То-то я думаю, почему это ни куриц, ни цыплят в курятник к вечеру не загонишь. А еж как ни вечер наоборот, в курятник прется. А я, старый дурак думаю: «Вот и хорошо, ни крыс ни мышей там не будет».
— Не будет. — подтвердил орнитолог. — И цыплят тоже не будет.
— Настя! — заорал на племянницу сторож — Ты принесешь колбу или нет? И заодно захвати из подпола банку тушенки. И сала!
Пришла Настя, поставила на стол банку со ржавым бочком и сползшей бумажной этикеткой и высыпала на стол охапку листьев ландыша, знакомых Славику по первому дню.
— Вот теперь можно закусить! — воскликнул сторож, наливая себе в стакан самогонки и наблюдая, как сноровисто орнитологи орудуют ножами — один пластовал сало, а другой ловко открывал жестянку.
— А то заяц, все-таки пресноват, — пояснил сторож. — Ешь колбу, Славик. Сплошные витамины!
— Тут, наверное, у всех иммунитет, — подумал аспирант, глядя как сидящие за столом с аппетитом уплетают листья ландыша.
— Давай, Славик, давай, — с этими словами сторож налил ему самогонки и выбрал из кучи самый сочный лист.
Славик выпил и закусил. И ощутил во рту чесночно-луковую горечь.
— Гольный витамин, — сказал сторож. — Недаром медведь
В это время в комнату зашла собака, принюхалась и завиляла хвостом.
— Пупоня! — обрадовался ей сторож. — Заходи! Хочешь косточку дам? Или вот тушеночки.
— Тушенки не давай, — сказал рыжий орнитолог — Она вчера целую банку сожрала. Мы в нашем сарае приезд отмечали, банку открыли, да на пол и уронили. И чтобы добро не пропадало, Пупоню позвали — поесть. Она сначала упиралась, идти не хотела. Пришлось ее насильно тащить. Но потом поняла, зачем ее принесли, и вылизала все дочиста. И мы довольны — нам пол не мыть, и она — целую банку тушенки умяла. Так что тушенки ей хватит.
— Ну хватит, так хватит — примирительно сказал сторож и дал Пупоне кроличью косточку. После этого у него прилив сентиментальности закончился, и он пинком вытолкал собаку во двор.
— Под такую самогонку сейчас в самый раз не кролика, а кабанчика, — сказал широкоплечий орнитолог.
— Так они рядом здесь бродют, кабанчики-то, — поддержал тему сторож. — Две семьи. Одна возле реки, другая весь малинник перерыла. Ну там, где Славик свою канаву рыл. Славик, — обратился сторож к аспиранту. — Ты там их не видел?
Уже нетрезвый Славик помотал головой.
— А должен был видеть, — продолжал, смачно пожирая листья дикого чеснока, сторож. — Я в том месте ходил, смотрел — не поспела ли малина. — Там кабаны кормились, почитай, метрах в пятнадцати от тебя. Сразу за кустами. Там, рядом с твоей канавой. Должен был слышать, как они хрюкают.
— Не, не слышал, — соврал Славик, чувствуя как его нежный миф о розовой любви грубо растоптали дикие свиньи.
— Странно, — проворчал сторож, встал, разжег в старом ведре дымокур и поставил перед порогом.
Угрюмый, неразговорчивый Петр Петрович некоторое время покачиваясь смотрел на дымокур, затем встал и также покачиваясь вышел.
Через пять минут он вернулся с сачком и начал ловить им выходящий из ведра дым. Все замолчали и стали пьяно наблюдать за ним.
Славик вдруг понял, что из всей сидящей за столом компании удивляется лишь он один, а все другие смотрят на энтомолога так же, как к примеру зеваки на рыбака, удящего рыбу — то есть вовсе без удивления.
Петр Петрович тем временем перестал размахивать белым полотнищем и заглянул внутрь сачка.
— Ну, как улов? — спросил сторож. И, как отметил Славик, совершенно без издевки.
— Нет ничего, — грустно ответил энтомолог. — Зато вчера над трубой трех штук поймал. Одна из них, вроде, новый вид для Союза. И уж точно — для Сибири.
— Это он про кого? — спросил у Ольги аспирант.
— А про мух, — пробасила Ольга. — Он по мухам специалист. А есть среди них такие, которые токуют только над лесными пожарищами. Или над кострами. И вообще — в струе любого дыма. Вот он там их и ловит. Вчера весь день на крыше просидел, у трубы. В печку специально сырых дров насовал — чтобы дымила сильнее.