Записки отставного афериста III
Шрифт:
Много раз хотел бросить, но злость спасала. На родню. Отучился на красный диплом. Хоть бы хны. Не быть тебе врачом, и всё тут. Интернатура, с красным распределение по желанию, я и попросился участковым к дому поближе. Центр обслуживал. Тут вызов.
Прихожу, огромная квартира, тьма народу, говорят шёпотом. Мол, отходит уже. Толпа врачей, на меня шикнули, я назад, но тут жена трупова меня остановила. Мол, раз диагноз поставить не можете, может хоть участковый что скажет. – Да чего там ставить-то? – я удивился, – мне для этого и разуваться не надо. Диабет это!
– Как это ты так определил?
– Запах кислых яблок от больного…
– Круто. Ну и?
– Ну там все забегали-загомонили, не до меня стало.
Потом проходит недели две, меня к Министру Здравоохранения вызывают. Простую клистирную трубку – к министру! Ну я напрягся, думаю, где ж я так накосячил-то. Бабки ж ЦКшные вечно жалобы строчат, мол, не нежен ты с ними в соответствии с их заслугами. Одна дочь Буденного из меня ведро крови выцедила. Здоровая как кобыла и вечно "болеет". Мы её так и звали – "дочь Буденного от его любимой кобылы".
– Не растекайся мыслию…
– Ну вот. Прихожу, нервничаю, кадыком над галстуком дергаю, в уме все грехи свои перебираю. Евгений Ивановича то я знаю, он у нас дома не раз гостил. Захожу в кабинет, Чазов на меня поглядел, узнал. Удивился.
– Максим, так это вы наш участковый?!
– Ну да, Евгений Иванович. Азмъ есьмь.
– Подождите. А почему не в клинике? Вы плохо учились?
– Красный диплом 1 лечфак, Первый мед.
– Ничего не понимаю. А семья что?
– А семья, Евгений Иванович, считает, что из меня врач никакой.
– М-да. Мне мои замы-академики диагноз поставить не могли, а вы из прихожей… жена рассказала. И вы, с их точки зрения плохой врач?
– Так это вы были?!
– Я. К-хм. В некотором роде, я вам, Максим Евгеньевич, жизнью обязан. Ну что ж. У вас специализация какая?
– Гинекология.
– Отлично. Как кстати. Сейчас как раз новую клинику сдают в сентябре. Идите в отпуск, придёте – принимайте клинику.
– Но я…
– Мне виднее. Родителям кланяйтесь. Скажите, Чазов за сына благодарит. Впрочем, я сам им позвоню.
Выходил, не чуя ног. В голове одна мысль, – отец главврачом в 50 стал, дед в 45, мать в 55, а я … 30 нет… Ну я им скажу!
Приезжаю домой, думаю ща я вам все выскажу…
А там… Как в 10-м классе. Все. Сидят-выпивают. Стол накрыли. Пришёл, объятья, поздравления, как будто меня 10 лет не гнобили. Мне и приятно, и зло берет, я говорю, а как там с вашим глазом-алмазом дела? Кому быть врачом, кому не быть?
«Видишь ли, Максим, – говорит мне дядя, – всем было понятно, что врач ты от Б-га. Но. Мы долго думали. Ты же к 10-му классу знал то, что не все третьекурсники проходили. То есть первые три курса тебе и в институт ходить-то было не надо особо. Вероятнее всего, ты б привык пинать балду, а потом из тебя чёрти-чего бы вышло. Вот мы и решили так поступить. Для твоего же блага. Как видишь, всё получилось».
– …Стоял, только рот открывал-закрывал. Вот ведь… су… педагоги… И понимаю, что они правы, и злость берёт… Я десять лет, как проклятый… по 16 часов в день, а они, эх! – Макс махнул рукой. – Выскочил за дверь и…
– И?
– И сюда.
– М-да. Судьба играет человеком, а человек играет на трубе. Ну за родителей!
– Прозит!
– Погодь, а что эти замы действительно диабет найти не смогли?
– А я знаю? Может, не смогли, может, не захотели. Чазов помрёт – место свободно. Меня ж жена вызвала, она одна в мемориальной доске на стене была не заинтересована.
Сейчас Макс в Америке. Своя клиника. Не бедствует от слова "совсем". Интересно, простил ли он родню?
Не знаю…
Чёрный дипломат
Как-то по своим корыстным делишкам поехал в Лумубарий. Для непосвященных – это общага института, где людей учили дружить народами.
Московский Университет Дружбы народов имени Патриса Лумумбы. МУДНИПЛ в сокращении.
Я там тоже водился с прогрессивным черножопым человечеством, крепя международную приязнь порицаемым законом бартером. Я вообще больше верю в корыстные чувства. Они крепче, надежней, долговечней. И сильнее бесценных душевных порывов любви к Родине, патриотизма и прочей хуерги, что нам льют в уши перед тем, как засунуть в окопы месить говно с глиной кирзовыми сапогами. Отдавая хуй пойми когда и у кого взятый взаймы интернациональный долг. У меня, например, весь иудейский расизм моментально выветривался, после подсчета профицита клиринговой негоции с арабами.
Охрипнув от торгов, я заполночь вылез из сего храма Гермеса Темноягодичного и поволок хабар в машину.
– Сукимбилядьямпидарасамамаебальвашьмадемуазель, – раздалась невнятная мантра из снега.
Нечасто встретишь в Москве так виртуозно матеряшийся сугроб. Я заинтересовался.
– Во имя Господа изыди нечистая сила! – поздоровался я с неведомым.
– Именем его иди нахуй! – вежливо откликнулось оно на зов.
Это становилось интересно. Полез выкапывать поклонника Стругацких. Под слоем снега показалась довольно обширная чёрная рожа.
– Ты эскимос?
– Ты дуракь?
– Возможно. А ты нет? Родную хижину из говна и соломы с иглу не перепутал, чёрненький? Замёрзнешь ведь.
– Твое какой дель, беложопьий? Пиздуй куда щель, я умирать хочу.
– Для лемминга ты крупноват. Для кита мелок. А обезьяны вроде не вешаются. Ты кто, зверушка диковинная?
– Я посёль.
– Куда ты посёль? Стреляться?
– Я црезвыцайний посёль государства Мутаманга! (Не помню названия. То ли Сомали, то ли Руанда, то ли ещё чего, для меня все эти бантустаны одинаковы).
– Пряный?
– ?…
– Пряный ты посол?
– Посёль нахуй!
– М-да. Я-то обычную Скорую собирался кликать, а тут дурмашину надо…
– Моя не пизди. Вот!
Он протянул мне по-старушечьи завёрнутый в засаленную тряпицу пачпорт. Хм. Дипломатический. Посол… хуясе. Вот это сюр. Картина мира рушилась на глазах.
Или пляжи, вернисажи или даже
Пароходы, их наполненные трюмы,
Экипажи, скачки, рауты, вояжи…
Или просто… Посол глубокой заморозки.