Записки отставного афериста III
Шрифт:
– …И как ты дошёл до жизни такой, а? – к этому времени мы уже сидели в машине. Я врубил печку на полную. – Как тебя звать, кстати, мбвана?
– Жан-Батист. Мутаманга война. Денег неть. Год неть, два неть, присуга сбежаль, потом аренда неть платьить: с посольства УПДК нахуй послаль, машин продаль, кушать нет пришел земляк – земляк тоже нахуй послаль. Умирать хочу.
– Погоди, успеешь. Поехали, пожрём.
Москва тогда не радовала ночным чревоугодием. Отвёз его в какую-то тошниловку. Пока посол аристократично, не разжёвывая, глотал слипшееся пельмени, я думал. Напряжённо. В башке крутилось что-то про Венскую конвенцию. Право экстерриториальности.
Нет, это не человек, это золотое дно.
Отвез домой. Отправил в ванную, приговаривая, что чёрного кобеля не отмоешь добела…
– Ты не гомоскекь?
– А ты не людоед?
– Нет. Один раз только миссионера кушаль. Не моё. Пресный он какой-то. Я Сорбонна выпускник. А зачем я тебе?
Красава.
– Продать тебя хочу. Гомосекам. Спасибо, что про Сорбонну сказал, там образованные сраки в цене. Не задавай идиотских вопросов.
Сел на телефон. Проверил свои догадки на знакомом, тот МГИМО заканчивал. Всё верно.
Ну что ж…
Пора себя и в работорговле попробовать. Кому его?
Братве, понятное дело. Митяю? Нет, он почти легален, ему не надо. Да и с Митяя много снять не выйдет, дружбан все-таки. Толику? Он дурак. И жадный. Этот скорее отнимет, чем купит.
А если?…
– Сигизмундыч, здравствуй. Прости, если разбудил.
– Кто это?
– Себастьян Перейра, торговец чёрным деревом.
– Макс, если по делу, говори. Только…
– Всё законно. Негра продать хочу.
– Дальше.
– Он посол. Настоящий. С верительными грамотами и прочей мутотенью.
– А мне он зачем?
– Сигизмундыч, возьми мои слова и положи их себе в уши. Согласно Венской конвенции машина и дом посла неприкосновенны для властей. Шмон, арест им не грозят.
– Вообще?
– Совсем.
– Машина у него есть?
– Машину ты ему сам купишь. Номера в УПДК CD1 получит, и всё. Эцилопп тебя не имеет права бить по ночам.
– Сколько?
– Полтину грина.
– Никогда не видел, чтобы такой маленький пацак был таким меркантильным кю.
– Товар штучный. Мне за него в ООН долю засылать придется. Пенису де Куельяру. Короче, берёшь? Нет, я его Толику отдам.
– Вот именно. Толику ты его отдашь и ещё должен останешься. Тридцать.
– Сорок пять. Только из уважения.
– Тридцать пять, и можешь не уважать. Был бы с машиной, одно дело. А без – извини-подвинься.
– 40. Машин много – посол один. К тому же он целку строить не будет, последние полгода бомжевал.
– Откуда ты такого посла выкопал?
– Из снега. По рукам?
– Привози его ко мне.
Растолкал спящий товар.
– Одевайся. Как раз под тебя клифт Армани есть. И выкинь своё тряпье в мусоропровод, будь любезен. Мне его трогать страшно. Оно, кажется, шевелится.
– Куда мы?
– Я тебя продал.
– Пидорасам?
– Негодяям.
– На органы?
– На шкуру. Тобой салон мерседеса обтянут. А диплом Сорбонны в рамочку и на потолок. Вот, мол, какого образованного зверя завалили. Знаешь, как называется черножопая обезьяна, если она профессор астрономии?
– Как?
– Черножопая обезьяна.
– Бу-га-га! Но это хуйня, снежок! Знаешь, как спасти девушку от изнасилования 4-мя неграми?
– ?…
– Бросить им баскетбольный мяч!
– Гр-р… Ты крут, нигга!
– А знаешь, как легче всего снять негра с дерева в Алабаме?
– Ну?
– Перерезав верёвку!
– Жжёшь, чёрный! Алаверды: чем отличается труп задавленного негра от трупа задавленной собаки в Париже?
– Говори!
– Перед собакой есть следы торможения!
– Су-укимблядя-ям-м ххы-ы!
Сигизмундыч быстро пристроил посла к делу. Жан-Батист (для братвы Женя) таскал всё: оружие на стрелки, наркотики жаждующим. Чем составил серьёзную конкуренцию Главдури. Федеральная служба по контролю за незаконным оборотом запасного колеса возмутилась. Клиентов отбивают! Раньше их 7-ки БМВ с мигалками были вне конкуренции на рынке кокоса, а тут посол завёлся на их поляне. Непорядок!
Пришлось уйти с этого бизнеса. Но без работы Женя не сидел. Оказался трудоголиком. Сигизмундыч жаловался, что ещё и левачить начал, – чужих жмуриков за город вывозил. Из-за чего в купленном ему 140-м мерине стоял отвратительный запах катафалка.
Мусора на него только зубами щелкали. А низзя.
Женечка в машине играл с ними в детскую игру "я в домике".
А слежку ставить без толку, – за рулем у него сидел гонщик с 20-летним стажем. Что, помноженное на 500 лошадиных сил, лишало ментовские таратайки всяких надежд на догнать негодяя. "Вести по шапке" попытались пару раз, да плюнули. Николай Николаич просто слал оперов в жопу с заявками на ноги за Жаном.
"Видит око, да зуб неймет" – вот так можно описать мусорские страдания по этому поводу.
Но сколько веревочке не виться…
93 год.
Революция.
Дружку Жени, бывшему тяжелоатлету Славе приспичило переезжать с хаты на хату. Очень вовремя. В Москве комендантский час, патрули, стрельба – похуй. Переезду это не помеха. В машину запихивается весь нехитрый бандитский скарб, на 50 кило состоящий из носильных вещей и на тонну – из его чемпионской штанги с блинами. Грузят штангу в багажник. 600 проседает, но едет.
Погнали.
В Останкино их тормозит Рязанский ОМОН, перегородивший "Уралами" улицу. ОМОН о Венской конвенции и краем уха не слыхивал, но сильно пьян и вельми напуган.