Записки полярника
Шрифт:
Но то были частные торговцы, наживавшиеся на этом. У нас же мы имеем дело с безобразной бюрократической небрежностью. Но конец мог оказаться столь же трагичным.
...Должно быть произведено тщательное расследование, и виновные в подобном невнимании к здоровью, а может быть, и к жизни наших отважных полярных исследователей должны понести суровое наказание».
Газеты привлекли внимание общественности. Виновные за разгильдяйство были наказаны, но я не знаю подробностей, так как произошло это тогда, когда нас уже не было на «большой земле».
Что же касается продуктов питания, то многие удалось заменить в Архангельске доброкачественными, однако лука, чеснока и картофеля нового урожая на архангельских базах еще не было. Местные крестьяне накопали нам молодого картофеля со своих огородов, собрали 15 килограммов лука и чеснока. Мы были им очень благодарны, но овощей было все-таки недостаточно.
17 июля в одном из номеров старинной гостиницы «Троицкая» состоялось наше совещание, последнее перед отплытием.
— Сегодня газета «Правда Севера» сообщила, что у маяка Городецкого появился айсберг, — сказал наш капитан Владимир Иванович Воронин,— а к берегам Мурмана вплотную подошли тяжелые льды. Этого явления никто никогда здесь не наблюдал. Из метеорологических сводок известно, — продолжал он, — что температура воды в южной части Баренцева моря значительно ниже обычного. Пассажирский теплоход «Софья Перовская» шел на Печору тринадцать суток вместо четырех. Такие труднопроходимые льды у побережья, а что делается в высоких широтах — остается только гадать.
— Мы полагаемся на ваш опыт, — сказал капитану Отто Юльевич Шмидт.
Плавание в высокие широты в ту пору было для капитана сложной задачей со многими неизвестными. Надо было идти на Землю Франца-Иосифа, как выразился Воронин, «с одной душой», то есть компасом. Ни метеорологических, ни ледовых прогнозов, ни авиаразведки тогда не было. Если и делались прогнозы, то предположительно, «на глазок». Не было и карт, если не считать поверхностных, часто неточных набросков, сделанных участниками экспедиций.
Капитану предстояло плавание вслепую в никем не изученных течениях и неизвестных глубинах. Он мог полагаться только на свою интуицию.
Начальник зимовки Илляшевич доложил на совещании, что нашлись рабочие, которые дали согласие ехать на Землю Франца-Иосифа собирать дом для зимовщиков. Он сообщил также, что в Архангельске наняты на зимовку Владимир Антонович Знахарев — в прошлом повар на императорской яхте «Штандарт» и каюр Алексей Матвеевич Алексин.
Итак, зимовщиков стало семь человек.
...Только в полночь закончилось наше заседание. Мы вышли из гостиницы. Ночь была не белой, как в Ленинграде, а розоватой. Спать не хотелось, и мы направились на «Седов». Работа шла полным ходом, с каждым часом приближая нашу отправку на Землю Франца-Иосифа...
Чтобы ускорить отплытие, вся экспедиция, включая корреспондентов, была мобилизована на погрузку ледокола. Мы с Эрнстом Кренкелем следили за погрузкой радиоаппаратуры.
Тут произошло событие, которое могло стоить мне жизни. Я спускался по штормтрапу судна, когда почувствовал, что он ползет вниз. Через секунду я очутился в воде между двумя бортами —ледокола и баржи с нашей радиоаппаратурой. Попытался плыть, чтобы выбраться, но баржа стала сильно прижимать меня к ледоколу. Казалось, еще немного — и она раздавит грудную клетку.
— Человек за бортом!— услышал я голос старпома.
В этот момент Эрнст прыгнул с палубы ледокола на баржу и, упираясь спиной в борт судна, пытался удержать его напор. Видимо, ему это плохо удавалось. К счастью, подоспели рабочие и матросы, которые и вытащили меня на палубу.
Утром 20 июля мы сбегали на рынок, помогли Отто Юльевичу купить меховое полупальто. Эрнст купил себе бушлат. Дело в том, что ни у того, ни у другого не было теплой одежды.
К вечеру этого дня погрузка была закончена, и «Седов», приготовившись к торжеству, расцветился флагами.
Надо сказать, что пребывание нашей экспедиции в Архангельске было для жителей города большим событием. Правда, находились скептики, которые прямо говорили: «В наш век ни одна экспедиция в Арктику не оканчивалась благополучно. Зачем нужна нам эта ледяная земля?» Но большинство очень уважительно относилось к нашему предстоящему плаванию. Нам приветливо улыбались, незнакомые люди приглашали к себе домой. А в горсовете даже состоялся праздничный пленум, посвященный нашей экспедиции. В торжественной обстановке Шмидту было вручено знамя, которое он должен был водрузить на Земле Франца-Иосифа.
Часам к шести вечера со всех концов города на проводы экспедиции потянулись колонны трудящихся со знаменами, плакатами и оркестрами. Вскоре вся пристань и громадная соборная площадь оказались запруженными народом. Часть провожающих разместилась на крышах пакгаузов и портовых зданий. Мальчишки облепили краны и ванты соседних кораблей. А с левого борта «Седова» все подходили и подходили суда с жителями окраин.
Всюду играли оркестры, звучали революционные песни. Пожалуй, Архангельск никогда не видел столь многочисленные веселые проводы. Стоявший рядом со мной Владимир Юльевич Визе вспомнил прошлое:
— Как это не похоже на проводы экспедиции Седова! Тогда провожала нас небольшая кучка чиновников, офицеров, барынь, несколько купцов с купчихами. Вся эта публика пришла тогда на пристань поглазеть на безумцев, отправляющихся на старой шхуне к Северному полюсу...
Капитанский мостик «Седова» превратился в трибуну, где, сменяя друг друга, стали выступать представители общественных организаций города. Они желали участникам экспедиции быть сильными духом, с честью выполнить задание Родины.
Оркестр заиграл марш. Мощное «ура» разнеслось по Северной Двине. «Седов» стал медленно отходить от пристани. Выйдя на середину реки, ледокол дал три долгих прощальных гудка и пошел к устью. По морской традиции суда, находящиеся в порту, ответили ему такими же длинными гудками.
«Седов», увеличивая обороты, набирает ход. Минуем стоящий на высоком берегу величественный памятник Петру I. За нами следует флотилия провожающих судов. Постепенно они отстают, и вскоре остается только одна яхта. Она, словно чайка, раскинув белоснежные крылья, долго скользит, лавируя, за кормой «Седова». Но вот и она, сделав красивый поворот, возвращается в Архангельск. Сидящая в яхте молодая женщина, кутаясь в мех голубого песца, в последний раз машет рукой.