Записки рецидивиста
Шрифт:
Все зеки слушали, затаив дыхание. Потом оцепенение слетело и начался галдеж, все стали говорить: «Да, такого вождя больше не будет. Хоть и был он строг, но справедлив. А сколько снижений цен сделал после войны на товары и на хлеб».
Получив газеты, зеки передавали их из рук в руки, все хотели увидеть, как несли Сталина. До нас дошли слухи, что на похоронах Сталина погибло очень много людей, подавили друг друга. Главой правительства стал Маленков.
Наступило 27 марта, самый радостный день зоны. Вечером радио передало позывные «Широка страна моя родная», и Левитан начал говорить: «Передаем Указ Верховного Совета СССР об амнистии до пяти лет…» Зеки сначала молчали, переваривали информацию, в отупевшие мозги не сразу доходило. Зато потом начали обниматься, прыгать на нарах и кричать: «Амнистия! Домой едем!..»
Началось освобождение, причем только преступного элемента, а кто шел по 58-й — на них амнистия не распространялась. Грустными глазами они смотрели на уголовников и говорили:
— Вы-то хоть выходите на волю.
Меня и Носа амнистировали вместе. Константин Федорович провожал нас и напутствовал:
— Эх, жаль, Витя, я с тобой не выхожу. Я бы забрал тебя с собой, и ты забыл бы, что такое преступный мир. А так, ну куда ты сейчас? Опять на большую дорогу. Письмо хоть когда черкни.
— Посмотрим, Константин Федорович, как получится на свободе. Че загадывать раньше времени, — ответил я полковнику.
Глава 5
ОСВОБОЖДЕНИЕ
Утром нас, большую партию зеков, погрузили на пароход и отправили во Владивосток. Везли нас в трюмах и на палубе сухогруза «Лиза Чайкина». Что творилось на пароходе, не приведи Господь, кошмар какой-то. День и ночь игра под интерес. Сидят на палубе парами, два ножа воткнуты в палубу, посередине — банк. Некоторые проигрывались до нитки, снимали с себя барахло и прыгали за борт. Капитан сухогруза только успевал давать команды:
— Стоп, машина! Человек за бортом!
Матросы спускают шлюпку на воду и начинают ловить зека. А некоторых специально выкидывали за борт, только уже мертвых. Сначала зарежут, потом выкинут. Этих уже не находили.
Пришли во Владивосток. Зеков — море, сюда прибывали еще из Магадана и других зон. Грузили партиями в эшелоны и отправляли. За зековскими эшелонами шли военные с демобилизованными по сокращению штатов вооруженных сил. Что творилось — уму непостижимо. Будто ехали не люди, а стадо дикарей. Стоило нашему эшелону остановиться, все высыпали на перрон и начинался погром и грабеж. Грабили все подряд: ларьки, базарчики, рестораны; если было закрыто — разбивали двери. Забирали водку, вино, продукты, барахло. Взывание людей к разуму было бесполезно. Ехали одни головорезы.
Солдаты и офицеры, ехавшие следующим эшелоном, от нас мало чем отличались. Переодевались в гражданское шмотье, подстраиваясь под нашу марку, и тоже грабили.
В вагоны пачками затаскивали девиц, потом на какой-нибудь станции выпускали. А некоторые бляди ели, пили и ехали с нами до конца.
Приехали в Хабаровск. Нос говорит:
— Поеду к бабке в Комсомольск; если хочешь, поехали со мной.
— Нет, Володя, я останусь здесь, — ответил я.
Пошли на речной вокзал, купили билет, и я посадил Носа на пассажирский пароход «Михаил Иванович Калинин». А сам поехал в центр Хабаровска, гулял по городу, сходил в кинотеатр «Гигант», посмотрел фильм «Папа, мама, служанка и я». Мне фильм очень понравился, я шел потом по улице в хорошем настроении и от фильма, и от ощущения свободы. Подошел к другому кинотеатру «Уссури», зашел в фойе. Красота. Играет оркестр, а люди перед киносеансом сидят на скамейках, слушают.
Зашел в буфет, купил лимонад, бутерброды, сел за столик. Подошли четверо парней, тоже сели. Мы разговорились, познакомились. Ребята спросили, откуда я. Сказал, что приехал из Ванино в Хабаровск первый раз, хочу устроиться на работу. Правда, про Ванинскую зону не стал говорить, а сказал только, что сидел на малолетке.
Один из парней, Леша, говорит:
— Поехали с нами в Артзатон, мы работаем матросами на речных пароходах, ходим в Комсомольск, Николаевск, это вниз по Амуру, а вверх ходим в Благовещенск. Все лето плаваем, а на зиму заходим в затон на ремонт. Есть у нас судоремонтный завод. На завод можешь устроиться. Два общежития у нас: мужское и женское. Мест навалом, будешь пока у нас жить.
Прозвенел звонок, и мы пошли в зал смотреть «Ханку» — тоже бесподобный фильм.
Из кинотеатра на трамвае поехали за город, потом шли по широкой улице Юнгов. Она упирается прямо в завод, здесь на углу большой гастроном, левее, дальше, — парашютная вышка. Рядом два общежития.
Ребята привели меня в свою комнату, показали на кровать и сказали:
— Свободная, будешь на ней спать и, вообще, располагайся как дома.
В комнате был еще один жилец — Саня Татарин. Он раньше сидел три раза, а сейчас работал на заводе слесарем.
В женском общежитии жили поварихи, официантки, буфетчицы с пароходов. Жизнь в затоне шла веселая. Саня вообще не просыхал. Уходил на работу пьяный и приходил пьяный.
Открылась навигация, и ушел в плавание Николай, на его место поселился Володя, мужчина лет сорока пяти. Сидел в Магадане, имел двадцать пять лет сроку, тоже освободился по амнистии и приехал устраиваться на работу.
Были как-то мы с Володей в комнате одни. Он спросил:
— Откуда ты?
Я рассказал ему про детдом, крейсер, малолетку, про взрослую зону в Ванино, сказал еще:
— Знаю воров, сам вор.
— Вором тебе еще рано быть, — сказал Володя. — Но постарайся пока никуда не лазить. Хаты и магазины не «бомби». Живи спокойно, на прожитие нам пока хватит. А я постараюсь подыскать что-нибудь покрупнее.
— А что за человек Татарин, что из себя представляет? — поинтересовался я.
— Я его еще не понял. Но ты пока держи язык за зубами.
Володя вечерами много читал. Я как-то стал собираться в клуб на танцы. Ребята дали мне флотские брюки, вельветку, тельняшку и мичманку с большой кокардой. Глянул на себя в зеркало — класс, вылитый Марк Бернес.
Клуб был деревянный, длинный и Т-образный, состоял из двух залов. Во втором зале танцы под духовой оркестр, а в первом — под радиолу. Из первого зала вход в буфет.
Первым делом я зашел в буфет, обратил внимание на буфетчицу, симпатичная татарочка. Заказал пять бокалов пива и килограмм шоколадных конфет «Ласточка». Когда буфетчица взвесила конфеты, я взял кулек и снова протянул ей.