Записки рецидивиста
Шрифт:
Я поднялся с лавочки, подошел к ребятам.
— Об чем базар держите? Я помогу. Вы дайте только наводку.
— Ты что, парень. Там дед у него вооруженный, телохранитель, — сказал первый.
— Но это моя забота. Долбить буду я. Ствол без дела ржавеет в кармане. Одно только условие: что возьмем — пополам. И желательно транспорт найти.
— Годится, — ответил второй.
Одного парня звали Юзик, другого — Алик.
— У меня кент один с машиной. Сидите здесь, я мигом, — сказал Юзик и ушел.
Через
— Пошли.
Мы вышли за «Привоз», уже было темно. Стояла «Победа». Мы сели и покатили. Не доезжая до дома, вышли из машины, подошли к особняку на берегу моря.
— Здесь греки раньше жили, — пояснил Юзик. — Я сейчас вызову.
Он постучал, за дверью послышались шаги, и хриплый голос спросил:
— Кто?
— Я, Юзик. Товар принесли.
Заклацали замки, дверь приоткрылась. На пороге стоял высокий крепкий старик. Я вскинул пистолет и два раза выстрелил старику в живот. Рука старика дернулась к пистолету за поясом брюк, но так и зависла в воздухе. С глухим выдохом «ох!» старик, как мешок, рухнул на пол.
Я перепрыгнул через старика, выдернул у него из-за пояса пистолет, точнее, барабанный револьвер и ломанулся в комнату. В кресле за письменным столом сидел хозяин с вытаращенными от ужаса глазами. Не раздумывая, рукояткой пистолета я ударил его по голове. Тело мужчины обмякло, голова завалилась набок. Я подошел к двери, сказал ребятам:
— Все готово, приступайте к делу.
Те как-то нерешительно вошли в комнату. Главное я сделал, остальное дело техники и чутья, пусть теперь они поработают. Я пока нигде не оставил ни одного отпечатка пальцев. Это был мой первый серьезный экзамен после Ванинской зоны, до этого были только зачеты. Да оно и понятно: не кодекс же строителя коммунизма я изучал под руководством Фунта и Сибиряка.
— Если не хотите сделать ментам подарок, поменьше везде лапайте руками. Посмотрите, может, какие перчатки где валяются. И без нервов, от нервов все болезни, один триппер только от удовольствия, — поучал я ребят по ходу дела.
В прихожей нашли перчатки, надели. Я показывал, где шарить. Нашли большие упаковки с морфием, шприцами, в перине шестьдесят пять тысяч денег. Алик не выдержал:
— Юзик, давай ширнемся, невмоготу, кумар зае…
— Ладно, — сказал я, — только по-быстрому.
Трясущимися руками наркоманы набрали шприцы, ввели в вены морфий. Я видел, как их бледные, искаженные ломкой лица постепенно стали распрямляться, в глазах появился живой блеск. Когда они окончательно раскумарились, я заставил их еще раз обшмонать квартиру. Но больше ничего не нашли. Деньги сложили в наволочку от подушки, упаковки с морфием завернули в простыню.
— Все, уходим, — сказал я, — хозяина тоже в машину. Отвезем в катакомбы.
— Мы думали, он тоже готовый, — сказал Юзик.
— Слушайте, что я говорю. Можно, конечно, и хозяина добить,
Машину подогнали поближе к дому, погрузили упаковки с морфием, вытащили из хаты хозяина и засунули в багажник. Поехали к катакомбам, предварительно закрыв хату на ключ.
Вход в катакомбы закрывала толстая железная дверь с большим колесом на ней. Я покрутил колесо, открыл дверь. Ребята затащили торговца наркотиками, дверь снова закрыли, сели в машину и поехали в город.
— Едем до Капы на Молдаванку, — сказал Юзик шоферу.
Мы приехали на блатхату до Капы. Там было уже несколько девушек и парней, пили сухое вино. Увидев нас, они очень обрадовались.
Я отозвал в сторону шофера «Победы», дал ему десять тысяч, сказал:
— Ты свободен.
Шофер взял деньги и укатил.
Партию упаковок с морфием я разделил пополам, поделил деньги и сказал:
— Сейчас я уеду, а завтра приеду.
Забрав свою долю, я ушел. Поймал такси, доехал до «Привоза» и пошел к цыганам. Нашел мать Марию, отозвал в сторону.
— Мать Мария, у меня несколько упаковок морфия, надо загнать.
— Я все сделаю, сынок, можешь на меня положиться.
— На вот еще тысячу рублей, я хочу угостить цыган и немного повеселиться в этот вечер. А сейчас с часок хочу поспать.
— Я все устрою, — сказала цыганка.
Дала одеяло, подушку и уложила меня в одной из палаток. Видимо, от перенапряжения я быстро уснул. Проснулся от сильного гомона, выглянул из палатки, цыгане сидели большим кругом, ели и пили. В палатку вошла Мария, сказала:
— Вот, Дима, деньги, которые я взяла за твой товар, — и протянула мне большой сверток.
— Ого сколько! А сколько здесь? — поинтересовался я.
— Около ста тысяч.
— Мария, возьми себе половину, она твоя.
— Бог с тобой, сынок. Это твое. Ты молодой, тебе они нужней, — сказала цыганка.
— Возьми хоть за свои труды, — ответил я и дал ей двадцать тысяч. — У меня сейчас очень много денег. И я прошу тебя, принеси мне какой-нибудь портфель, чтобы сложить деньги. Не буду же я их за пазухой или в авоське таскать.
Женщина принесла большой коричневый портфель, в него я сложил все деньги. Оставил себе на карман пять тысяч.
— Мать Мария, я верю тебе, будь моим кассиром, пусть деньги будут у тебя, а мне когда надо будет, я приду и возьму.
— Хорошо, сынок. Бог тебя сохрани, все будет как ты скажешь, — ответила старая женщина. — Наши ребята приглашают тебя к столу.
Веселье продолжалось до глубокой ночи. Утром я встал. Мария была уже на ногах. Она меня опохмелила, после чего я ей сказал: