Записки рецидивиста
Шрифт:
Часть третья
ВЕК СВОБОДЫ НЕ ВИДАТЬ
ГЛАВА 1
ВОЛКОДАВЫ ВЫХОДЯТ НА МОЙ СЛЕД
Без особых приключений мы с Бульдогом (такую кликуху я дал Витьку) доехали до Баку. Обедали уже у бабки Моти. С того момента, как я застрелил Бормана, а Витек вырубил Санчеса, хоть и прошло часов пятнадцать, а напряжение и тяжесть в голове все еще давили.
— Так, Витек, давай сейчас пару часиков «клопа придавим» (поспим), а к вечеру в город поедем, — предложил я и пошел к себе.
Татьяна возилась на кухне. Сославшись,
— Витек, сейчас в город покатим, надо боны в бабки перегнать. Внизу на площади Красина есть часовая мастерская, в ней азербайджанский горский еврей Мамед работает. Я знаю, он скупает «темные вещи», пойдем к нему.
Мы оделись, спустились на площадь. Она, как всегда, шумела людьми, ларьками, машинами. Зашли в мастерскую, кроме Мамеда, в ней никого не было. На азербайджанском языке Витек предложил Мамеду боны и в доказательство вытащил пачку из кармана, сделал ее веером и обмахнул лицо. У порхатого разгорелись глаза.
— Сколько? — спросил Мамед.
— Полторы.
— Даю десять к одному. Сейчас пойдем ко мне домой.
По дороге Мамед зашел в гастроном, вынес две бутылки коньяку. За гастрономом стояло пятиэтажное здание. Мы зашли в первый подъезд, поднялись на пятый этаж, Мамед позвонил. Дверь открыл высокий молодой парень. Мы вошли. Мамед что-то сказал парню, и тот стал накрывать стол. Накрывал, а сам глаз с нас не сводил. Боялся, наверное, что своруем чего-нибудь. «Дурак ты. В твоем клоповнике нам задарма ничего не надо», — хотел я сказать парню, но передумал. Сели за стол, распили одну бутылку.
— Ну, теперь за дело, — сказал Мамед.
Мы выложили на стол боны. Мамед хотел их пересчитать, положил на них руку.
— Зачем обижаешь, Мамед? Здесь ровно полтора «куска». Давай деньги.
— Сабир, принеси сумку, — сказал еврей.
Парень принес большую черную сумку. Мамед отсчитал пятнадцать тысяч и положил передо мной. Я отодвинул их Витьку, а боны подвинул Мамеду. Тот пересчитал их, и мы пожали друг другу руки. Когда допили вторую бутылку, барыга сказал:
— Если еще будут, приносите. Я вас теперь знаю. Где меня искать, вы тоже знаете.
Мы вышли на площадь.
— Поехали, Витек, на главпочтамт. Может, тебе из Брянска что есть. А потом в шашлычную двинем. Жидовский коньяк на меня волчий аппетит нагнал, — сказал я.
На автобусе мы доехали до почтамта, зашли. Витя подошел к окошку «до востребования», спросил:
— Кулакову Виктору письма есть?
— Есть одно, — сказала девушка и протянула Вите письмо. Он взял, глаза его сияли.
— Что-то толстое письмо.
— Ладно, Витек, прячь его. Приедем домой, почитаем, — предложил я.
Купив в гастрономе две бутылки водки и бутылку марочного вина, мы зашли в шашлычную. Заказали двенадцать шашлыков, сидели уплетали и выпивали не спеша. Потом поехали домой. Зашли к Витьку, бабы Моти дома не было. Видно, моталась по своим делам где-то. Витя лег на кровать, я на кушетку.
— Вот теперь, Витек, читай, что там у тебя на родине.
Витя вскрыл конверт. В нем оказалось письмо и тридцать рублей. Витя стал читать письмо от Татьяны. Она писала:
— «Дорогой мой! Наконец-то я получила от тебя письмо и узнала, что у тебя все хорошо, ты жив и здоров. Пока ты служил, я окончила школу, поступила в бухгалтерскую школу и тоже окончила. Сейчас работаю бухгалтером. Но все эти годы я все время думала о тебе. Я люблю тебя
Витя закончил читать письмо, лежал с повлажневшими глазами и о чем-то думал. Я лежал, у меня по щекам катились слезы. Витя заметил, спросил:
— Что с тобой, Дима?
— Да так просто. Ты знаешь, Витек, как хорошо быть любимым и любить по-настоящему, — сказал я, вытирая платком с лица слезы. — Нет, это не водка во мне плачет. Это, Витек, твоя Татьяна достала мое бандитское сердце, растрогала душу. Я бы не задумываясь полжизни отдал бы, если бы кто меня так любил. Сам-то я воспитан по-другому, на сплошных грубостях и жестокостях. И руки у меня в крови по самые локти. Не знаю, смогу я их отмыть когда-нибудь. Так что, дорогой Витек, собирайся в дорогу домой. А то ты будешь сидеть в «кичмане», и очень долго, где-нибудь далеко на Севере на лесоповале. И дождется тебя твоя Татьяна или нет, это бабка надвое гадала.
— А как же ты, Дима?
— Ты на меня не смотри, я у Советской власти в большом долгу. Меня в любую минуту могут поймать или убить прицепом и тебя замести, ведь ты со мной. А там — «дыба и кичман». Они по мне давно плачут. Я и этого Бормана подписался «уделать начисто» ты знаешь почему? Не из-за бабок поганых, нет. Приду на «кичман», а мне воры скажут: «Дим Димыч, ты что, западло? Сходняк решил, Кнут тебе доверил „осудить“ (убить по приговору сходки) Бормана, который „гнал ерша под законника“ (выдавал себя за вора в законе)». И все: прощай, авторитет, ты уже в зоне никто. Это в «ментовке» (уголовном розыске) знать не будут, кто завалил Бормана, а в зоне все знают. Вот так-то, Витек. Поверь уж моему тюремному опыту. Пока, Витек, ты перед законом чист, больше со мной ни на какие дела не пойдешь. А в дальнейшем забудь все плохое, что было. Подвалит Ваня Чурбан, заменит тебя в «экипаже» (банде). Правда, у него нет такого удара, как у тебя, но головорез он, однако, отменный, не раз проверенный. А ты, Витек, женись на Таньке. Баба тебя любит беспредельно. Желаю тебе счастья и долгих лет жизни на свободе. Ты по специальности радист, устроишься на работу, и все у вас с Танькой будет тип-топ, одним словом, ништяк. Завтра начнем собирать тебя в дорогу. Деньги у тебя есть, хватит и на свадьбу, и на хатенку приличную. Может, и я к тебе когда наскочу, если на свободе буду. А сейчас надо письмо это отметить как следует. Таких писем или вовсе не бывает, или бывает у человека раз в жизни. Считай, Витек, что тебе повезло, и ты вытащил козырного туза. Сейчас я спущусь вниз в магазин, возьму бухалова, жеванины, а ты пока погладь рубашки и брюки. Банкет так банкет в натуре должен быть.
Я взял сумку, спустился вниз, зашел в гастроном, в окно заметил, как около дамской парикмахерской стояли разговаривали два мента и двое гражданских. Я стал за ними наблюдать. Майор показывал, кому куда идти. Я понял, начинается «вязаловка», идет охота на волков, волкодавы взяли след. Значит, и здесь меня засекли, но об этом думать было некогда. Задача была одна: вовремя слинять. На улице темнело, в гастрономе находиться было рискованно: перекроют выходы, и ты в западне. Я оставил сумку под столиком в магазине, вышел и направился к ступенькам лестницы, ведущей вверх. Прошел не более двадцати ступеней, как услышал сзади окрик: