Записки старого хрыча(зачеркнуто) врача
Шрифт:
В той, прошлой своей советской жизни я так же работал в Центре психического здоровья, так что, считай, с переездом в Израиль для меня почти ничего не изменилось, так сказать, махнул баш на баш. Разница между центрами, конечно, есть. В Москве Центр располагался в многоэтажном здании – а в С. он занимает трухлявое одноэтажное здание, иначе как сараем и не назовешь – этакий «психсарай». В плане практической пользы – оказания реальной помощи больным – оба учреждения вполне сопоставимы. Во времена, когда я только начинал в этом Центре работать, мне казалось, что жители С. просто «на лицо ужасные, добрые внутри». Теперь я уже так не думаю.
Как же мне хочется иногда, чтоб тьма, пришедшая со Средиземного моря, поглотила ненавидимый психиатром город.
Как мы там работаем
Что является визитной карточкой заведения? Правильно – приемная и секретарша.
Итак, что видит пациент после того, как постучит в железную дверь нашего Центра? Обысканный металлоискателем охранника, он попадает в «предбанник». Сразу слева в предбаннике – конторка охранника, а за конторкой в стене прорезана дырка-иллюминатор, из которого валит дым самых дешевых сигарет «Бродвей» (вонючий до крупозного кашля) и доносится пение, довольно громкое, мерзкого местного шансона – он поет из компьютера придавленным голосом глиста, вылезающего на звук дудочки понятно откуда, как змея из корзины у факира… Привожу стандартный текст стандартной песни этого певца: «Дай мне только поцелуууууй!»
Этот «поцелуй» приходится слышать практически на протяжении всего рабочего дня.
Почти сразу за дымом в иллюминаторе видна оплывшая как свечка и растекшаяся по креслу всеми своими 130 кг секретарша Яфа (ее имя в переводе с иврита – «красавица») с колодой засаленных карт в одной руке и с телефонной трубкой в другой.
Яфу называют «эта самая в иллюминаторе». Название навеяно словами песни «звезда в иллюминаторе, звезда в иллюминаторе».
Ну, а дальнейший ход мысли хорошо понятен – есть иллюминатор, и песню испортить жаль, а Яфа – явно не звезда, ни с какой точки зрения, а с чем легче всего рифмуется слово «звезда»? Со словом «эта самая»!
Руководит учреждением доктор Фоц – дама, видов, возрастом и профессиональными навыками близкая более всего к Бабе Яге – ее средневропейсому варианту. Седая, под машинку стриженная голова, короткая, мышиным хвостиком косичка сзади. Одета в трансильванский, ручной работы, половик.
Как и я, доктор Фоц училась здесь на психиатра, но по лени своей не выучилась и аттестационных экзаменов не сдала. А я начал работать в этом Центре в 1995 году – именно в том, когда Фоц уволили из больницы как не сдавшую экзамены и, пожалев, поместили в С. Зарплату ей платит городская управа, эпизодически вспоминая, что не дурно бы ее уволить. Каждый раз, когда это происходит, Фоциха надувает щеки и начинает громко орать: «Яфа! Найди мне Арика! (имеется в виду тогдашний глава правительства Ариэль Шарон!). Шарон был лихой генерал, но Яфы боялся, как и всё живое, и всё шло по-старому.
Несданные экзамены привели малограмотную Бабу Ягу к тяжелому комплексу неполноценности, а меня, сдавшего за эти годы экзамены, – к игре в «Начальницу Фоц». Смысл игры – она как будто мной руководит, а я как будто принимаю это всерьез.
Обе эти дамы – Фоц и Яфа – на работе очень энергично не делают ни-че-го. Что их сближает – дочь европейского профессора и дочь неграмотных марокканских родителей? Я думаю, что общие черты характера – обе большие стервы, лживы, льстивы и прожорливы.
Яфа, правда, глупа до блеска. Фоциха – так же неумна, но первоклассная интриганка, и обе дамы – отчаянные сплетницы.
Ох, рано встает охрана!
При входе, вооруженный металлоискателем, стоит (сидит или послан Яфой за сигаретами) охранник.
От него многое зависит – вовремя сориентироваться, принять решение, успокоить разбушевавшегося, позвать полицию… Охранник во многом определяет лицо учреждения. Его работа – охранять себя и нас, а также прочих сотрудников учреждения от разных возможных неприятностей – от теракта до скандала.
По правилам, он не должен покидать своего места у входа – разве что отойти в туалет.
Но каждого новенького быстренько обламывали и заставляли быть у Яфы на побегушках: раскладывать истории болезни, отвечать на телефонные звонки и, разумеется, бегать за сигаретами «Бродвей» в ближайший ларек.
За годы моей работы сменилась чертова уйма охранников: дело в том, что охранник – лицо наиболее уязвимое, его легко выгнать, легко заменить другим таким же, и происходят битвы между коалицией Фоц-Яфа и компанией, подрядившейся охранять психсарай. Разумеется, отношения между этими инстанциями отвратительные – впрочем, трудно сказать, кто в состоянии долго ладить с коалицией. Фоциха запрещала нам общаться с реабилитационным центром, с которым разругалась вдрызг, и с ею же организованным кукольным театром. Как объясняла она нам, своим сотрудникам: «Все они психопаты».
Наши охранники были очень разными – были среди них молодые и не очень, крупные и задохлики, умные и не особенно. Но один их них служил полным и органичным дополнением к существующему абсурду и вносил в общий симтаотский фейерверк похуизма, густо замешанного на кретинизме, свою мощную, искрящуюся, огненную струю.
В советский, а потом и украинский период своей жизни он работал таксистом, да так преуспел на этом поприще, что был выбран в секретари комитета комсомола таксопарка и его портрет красовался на Доске Почета автопарка.
Охранник – работа скорее для молодых, но бывшему таксисту было под пятьдесят, и случись ему применить в экстремальной ситуации силу для того, чтобы спасти сотрудников психсарая или себя от смерти или увечий – в психиатрии ведь все бывает, – у него были бы большие проблемы. С таким пузом дотянуться до кого-нибудь было практически невозможно. Как он в туалет-то ходил?
Но с его беспомощностью в случае экстремальных ситуаций я как-то легко примирился – случись что, я бы как-нибудь отбился, а может, даже бы его вырвал из цепких лап. Беда была в том, что он говорил, и говорил беспрерывно. Общение его носило вынужденный интерактивный характер. Он очень любил спрашивать, что называется, в форме «закрытого вопроса», и непременно требовал ответа.
Например, тыкал меня в бок и бесконечно повторял: «Ну скажи, ведь верно, что все израильтяне идиоты? Ведь правильно?»
Дешевле выходило сказать да.
Это могло длиться часами.
В Израиле ему нравились только прогноз погоды (довольно точный) и кладбища (хоронят быстро и бесплатно).
А как-то он ворвался ко мне в комнату в радостным изумлением:
–
А у нас есть история под номером 666!
–
Ну и что? (Действительно, ну и что, подумаешь, чудо, когда общее количество пациентов давно перевалило за тысячу.) – Но ведь это дьяволово число!